— Первый раз, когда слишком поздно убрался с дороги?
— Да, господин.
— А второй?
— Когда увернулся от плети.
— При чем здесь неуклюжесть? Ты же увернулся! Он тебя даже не задел.
— Вот именно, господин. А должен был задеть.
— Что за чепуха!
— Увернуться для каонай — плохо. Опасно. Благородный господин хотел проучить гадкого безликого? Значит, он должен его проучить. Это право благородного господина. А если каонай увернулся, отскочил, убежал — благородный господин ярится. «Как он посмел?!» — думает господин. И вместо одного удара наносит десять.
— То есть, тебе следовало остаться на месте? Принять удар?
— Я научился правильно подставляться. Многие каонай так умеют. Надо, чтобы удар вышел громкий, чтобы из одежды пыль полетела, а до тела плеть не достала. Ещё надо закричать, как от боли, на колени упасть, голову руками закрыть. Благородным господам нравится. Обычно они больше не бьют. Смеются, плюют и уходят.
Мне разобрало любопытство.
— А если тебя станут бить палкой?
— С палкой труднее, — признался Мигеру. — Можно смягчить удар, принять на себя. Но если человек бить умеет, всё равно будет больно.
Я припомнил, как Мигеру разделался с бандитами у дома торговца рыбой. Как это, должно быть, тяжело, да что там — невыносимо! Знать, что можешь избить обидчика в хлам — и не мочь ответить! Значит, умение подставляться? Так, чтобы противнику казалось: удар достиг цели, тебя корёжит от боли? Да, такое искусство может быть полезным. Враг думает, что ты уже ни на что не способен, а ты…
— Я зазнался, господин. Медленно соображаю, плохо двигаюсь. Решил, что нашёл тёплое место, что теперь я под защитой. Забыл, что служение Карпу-и-Дракону — не поблажка для нас, безликих. Что это шанс…
Он замолчал, закашлялся. Я был уверен: сейчас Мигеру чуть было не проговорился о том, по какой причине к дознавателям приставляют слуг-каонай. Тянуть из него слова клещами я не стал. Если ему запрещено рассказывать, значит, так тому и быть.
Всему своё время.
— Осьминог, — внезапно произнёс Мигеру.
И причмокнул. Несмотря на маску, я ясно услышал этот звук.
— Что — осьминог?
— Тот парень, который был женщиной… Вы с ним беседовали в лапшичной, помните? Он ел осьминога. Я тоже ел осьминога, в Лисбоа. Там его тушат с красной фасолью, овощами и перцем. Много перца, очень много. Ты запиваешь еду крепким вином, а во рту всё горит…
В его голосе звучала такая тоска, что я не нашелся, что ответить.