471, а также к мнимому великолепию завораживающего «Другого». Даже абсолютно внешняя медиация таит ловушки – вспомните, что стряслось с беднягой Дон Кихотом. Однако в любом случае все дантовские медиаторы указывают вспять, на
imitatio Christi, а в постхристианскую, «пост-все-что-только-есть» эпоху такой путь, как мы уже отметили, не особенно популярен.
* * *
После смерти еще одного друга, с которым я сблизилась на закате его дней, – Джозефа Франка, крупнейшего специалиста по творчеству Достоевского, я как-то целый вечер вместе с его вдовой, французским математиком Маргерит Франк, разбирала горы его бумаг, наваленные на журнальном столике и на полу. Маргерит Франк выдернула из одной груды и отдала мне малоизвестную статью Жирара «Демоны Достоевского». Вначале она не обратила внимания на эту статью из-за того, что ее напечатала консервативная газета «The Weekly Standard», но редактором литературного отдела там был Джозеф Боттум, друг Жирара, а для него личная приязнь всегда значила больше политических убеждений; в любом случае Жирара не особо волновало, где именно публикуются его работы. Но Джо Франк не стал бы хранить статью просто так, и я прочла ее в тот же вечер. Статья Жирара завершается смертью Достоевского: «Он умер 28 января 1881 года в Санкт-Петербурге, вскоре после публикации „Братьев Карамазовых“. Именно там – в отрывке, где Иван Карамазов рассказывает легенду о том, как Иисус Христос возвращается в мир, но встречает там Великого Инквизитора, – мы находим самые знаменитые рассуждения Достоевского о том, как современная культура отвергает свое религиозное наследие в пользу нарциссического индивидуализма – философии эпохи Просвещения. И там же, в „Братьях Карамазовых“, мы находим предложенный Достоевским выход – в безоговорочной любви, которую заповедал умирающий Зосима»472.
Жирар не приводит конкретные слова отца Зосимы, а мне лучше всего помнилась фраза старца, которую часто цитируют: «Воистину всякий пред всеми за всех и за всё виноват». Слова Жирара заставили меня вернуться к шедевру Достоевского в издании «Farrar, Straus & Giroux»: этот перевод когда-то рекомендовал мне Джо Франк. Изъян «ненасильственных» движений, таких как описанная Дюмушелем организация, в том, что они побуждают нас фетишизировать «ненасилие», то есть отсутствие чего-то, а не милосердие, призывающее нас желать добра ближнему никак не меньше, чем самим себе. В этом смысле насилие само становится своего рода козлом отпущения, эффективным способом утаить наше жестокосердие даже от нас самих. Слова Зосимы и Жирара призывают нас не создавать благотворительные комитеты, а воспылать любовью.