Долго задерживаться не стала, чтобы Данияр не начал искать меня. Снова вышла на улицу, еще раз бросила взгляд на молодую, уже растущую луну: «Ничего, подруга, скоро мы с тобой во всём разберёмся…» Помахала на прощанье ручкой мужчине в окне, при этом он начал судорожно прятаться и спотыкаться, с грохотом роняя мебель, и отправилась спать.
Я застала Данияра сидящим на кровати.
— Ну, наконец-то! Где тебя носило?
— Прогулялась немного, — я повернула в замочной скважине ключ.
— В таком виде?
— Тебе не нравится?
— Очень нравится. Но это наряд не для прогулок, согласись. А еще больше мне нравится, когда ты вообще без наряда, — он задул свечу.
Я разулась и пошлёпала по холодному полу в постель.
— Ну, ты и жабка! Вся ледяная! Давай сюда свои лапки, — Данияр укрыл меня, обнял и тихонько поцеловал в холодный нос.
Я погладила его по щеке, но моё внимание отвлекло странное шуршание:
— Тс-с, слышишь? Кто-то скребётся?
— Мышь, наверное, или крыса. Боишься?
— Не знаю, а надо?
— Нет.
— Значит, не боюсь, — я обняла Данияра крепче.
Утром нас разбудил стук в дверь. Вставать мне совсем не хотелось, поэтому я просто накрыла голову подушкой, предоставляя Данияру возможность отворить дверь.
— Вы просили разбудить вас на рассвете, — услышала я голос хозяина.
— Хорошо, спасибо.
Судя по доносившимся звукам, Данияр попытался закрыть дверь, но хозяин продолжал гнусавить:
— Вот я и разбудил… Как просили… Сам поднялся ни свет ни заря…
Я подняла край подушки, чтобы видеть происходящее.
— А, ну да, конечно, — Данияр, с завязанной на бёдрах простынёй, потопал к маленькому столику, ища в сумерках монеты.
Хозяин со свечкой в руке терпеливо ждал, переминаясь с ноги на ногу и без стеснения рассматривая меня. Наконец, мне это надоело, я убрала подушку и села на постели, одёрнув рубашку и поджав ноги:
— Уважаемый, имейте совесть, оставьте нас, пожалуйста! Не хочется с вами ругаться, но, раз уж на то пошло, так вы должны нам вернуть часть уплаченной суммы за невыглаженные сырые простыни, нежелание греть воду, скрипучую неудобную кровать, щели в раме окна и скребущихся, мешающих спать мышей!
Он что-то пробурчал в ответ, но всё же вышел.
Я опять легла:
— Знаешь, мне, конечно, не хочется, чтобы ты считал меня скрягой и скандалисткой…
— А я так и не считаю, — он присел рядом, одевая рубашку. — Я считаю, что ты — избалованная взбалмошная девица, — и наклонился, чмокнув меня в плечо.
— Ну, тогда мне нечего терять. Будь добр, сгоняй за одеждой, я её во внутреннем дворике развесила. И ещё: я хочу горячего чайку и чего-нибудь вкусненького.