– Нет, ваше высочество.
– Лжете, – зло улыбнулся Дмитрий и, облизнув пересохшие губы, закрыл глаза.
Дрезина остановилась. Одоевский сошел на пути и, приняв донесение, вернулся к нам, еще более мрачным, чем был до того.
– В городе очередная демонстрация, на этот раз студенческая. Мирная, но я бы предпочел добираться в экипаже.
– Прошу прощения, ваше сиятельство, – осторожно начал медик. – У меня есть опасения на счет внутреннего кровотечения у его императорского высочества. Даже эти несколько минут на дрезине в этом случае крайне опасны, а вы говорите о тряске в течение нескольких часов. Я настаиваю на скорейшей госпитализации.
Я некстати закашлялась.
– Брось, Константин. Сколько их уже было, этих демонстраций? – сказал Дмитрий. – Едем.
Пока князь отдавал распоряжения на счет оставшейся в литерном обслуги, мы пересели в единственный за локомотивом вагон. Дмитрий остался с медиком в первом купе, мы с Анастасией Алексеевной расположились через дверь, следом. Я выглянула в окно, тучи рассеялись, и солнце грело сквозь толстые окна. Поезд двинулся, и Одоевский, бросив подчиненным несколько слов, запрыгнул на подножку.
– Возьмите, – окликнула меня княжна.
Я повернула голову и, нахмурившись, уточнила:
– Закрепляете наш договор, ваше сиятельство? Это, надо полагать, в счет аванса?
Анастасия Алексеевна протягивала мне банкноту номиналом двести пятьдесят рублей – огромные деньги.
– Спрячьте вашу гордость, Мария Михайловна, мне не до шуток! – отрезала женщина. – Бледная кожа, жажда, сонливость и спутанность сознания… внутреннее кровотечение – это приговор. И слишком большая вероятность, что в Петербург приедут не все.
Да, всё так и есть. Княжна лишь озвучила то, что медик боялся подтвердить.
– Только причем здесь деньги?
Женщина закатила глаза.
– На извозчика, Мария! Я отвечаю за вас! Когда мы приедем в Петербург, вы сразу же, на вокзале наймете экипаж и поедете к Алексею!
Я закусила губу, всхлипнула и всё же расхохоталась. Разумеется, это было нервное, я понимала, но остановиться не могла. Смех мой перешел в кашель, княжна поджала губы, но руку не опустила, и это её упрямство отрезвило меня. Вряд ли она хотела обидеть меня, во всяком случае, сейчас. Думаю, это искреннее желание помочь.
– На извозчика, – откашлявшись, повторила я. Голос сел. – Вы понимаете, что заплати я извозчику этой купюрой, я доеду только до ближайшей канавы на Лиговском?
– Но … почему?
Я села напротив неё и, потерев уставшие глаза, ответила:
– Это мой годовой оклад, Анастасия Алексеевна. Мне бы копеек двадцать …
– У меня нет таких денег… – тихо сказала она.