Поискав глазами стол помассивней, за которым восседал осанистый чиновник, Точисский направился к нему, поздоровался. Чиновник, сдвинув очки на лоб, по-барственному взглянул на посетителя:
— Чем могу служить?
— Я ищу работу.
— Гм, сейчас все ищут ее. У вас есть бумаги? К сожалению, пан Точисский, вы из поднадзорных. Но я поляк, как и вы, а потому мне хотелось бы вам помочь. Пойдете с моей запиской в Киевский округ путей сообщения к пану Брониславу.
Чиновник за соседним столом встал и пошел вслед за Павлом. В коридоре произнес с усмешкой:
— Пан Юзеф делает протекцию пану Точисскому, а недавно отказал бывшему тюремному Ювеналию Мельникову.
— Ну не отказываться же мне от этой протекции, если в ней отказали другому, — примирительно произнес Павел. — А он кто? Социалист?
— Вот уж не знаю, но слышал, что будто одно время служил он на электростанции, видно, там не испугались генерала Новицкого, тот голову снимает за послабления социалисту.
— Так все-таки социалист? Чиновник пожал плечами. Дома, с порога, обрадовал Сашу:
— Меня приняли на работу конторщиком в Киевский округ путей сообщения!
— Тебя в конторщики? И они видели твои бумаги? — удивилась Александра.
— В том-то и дело, что видели, — рассмеялся Точисский, — но национализм сослужил на этот раз хорошую службу: принявший меня чиновник — поляк. Но в сторону контору, службу а национализм. Сегодня мы с тобой, Сашенька, пируем по случаю окончания наших мытарств. Отправляемся на Крещатик в кондитерскую. Я угощаю тебя пирожным и кофе. Мы будем пить, как бывало в Петербурге в кондитерской на Большой Итальянской.
Пока Александра одевалась, Павел держал ее пальто и передавал в подробностях разговор с раздосадованным чиновником.
— Да, Саша, я услышал фамилию Мельникова Ювеналия. Мне эта фамилия ничего не говорит, но сквозь чиновничий туман я понял, что он вернулся из тюрьмы и социалист. Может, нам удастся разыскать этого Ювеналия. Ты ведь, Сашенька, понимаешь, как мы нуждаемся в связях с киевскими товарищами?
— Я готова! — Саша вышла из-за ширмы, красивая, статная.
— Сашенька, жена моя! — воскликнул Павел. — Ты настоящая королева!
Она звонко расхохоталась:
— Договорился! Сам против царя, а королеве в любви объясняешься.
Точисский помог ей надеть пальто, открыл дверь, и они вышли на снежную подольскую улицу.
— По сусекам дометает, — сказала Саша.
— Мети не мети, а весна-красна на телеге едет.
— Не выдержу я, Саша, службы в конторщиках, дай бог хотя бы на годок терпения. День-деньской в конторе невылазно, в голове стук костяшек счетов, перебираешь бумаги, отчеты строчишь, страницы мельтешат, и каждый чиновник, даже самый мелкий, из себя важную птицу строит. А мне бы на завод, к фабричному человеку, по душам поговорить.