и начал читать тринадцатое вызывание, служащее «пробуждению трупа». Во мраке зазвучали слова тысячелетней давности, и мне стало казаться, что всё это происходит очень давно, над трупом молодой женщины, только что унесённой смертью…
Это происходило при дворе императора Сигизмунда Венгерского.
В конце вызывания мы по очереди сделали по глотку густой жидкости, содержащейся в чаше… нашей собственной крови, ибо кровь есть носитель воспоминаний. Затем с закрытыми глазами, погружаясь в медитацию после этого причащения, я сжал рукой обнажённое лезвие кинжала, торчавшее из разлагавшегося трупа. Ощущение было ужасным. Некий нервный шок вошёл мне в руку, какое-то непрерывное потрескивание, напоминавшее жужжание мириады насекомых.
Моя рука была будто парализована, обездвиженная энергией, исходящей из глубин смерти. Затем настала очередь плеча, которое постепенно окаменевало. Мне было холодно. Этот холод шёл изнутри костей, и он парализовал мой скелет, блокировал связки, занял пустоты моего тела, которое мне казалось лишившимся органов.
Я был скелетом, наполненным холодом, некой остекленевшей формой, охваченной смертью, открытой загробному пространству… Я нёс в себе смерть. Я чувствовал, как она жила во мне. ЖИВАЯ смерть, полная пронзительных воплей, глухих криков и тихих жалоб…
Безумная вибрация стала ещё сильнее.
Можно было подумать, что клинок кинжала проводил неизвестную энергию, которая буквально входила в меня, заряжала мою кровь, играла с моими молекулами… Глаза мне были даны, чтобы видеть. Эта мысль пришла мне на ум внезапно, точно сигнал тревоги. Я открыл глаза. Атмосфера была мрачная, затянутая дымом курений, густая, тяжёлая. Лунный свет проникал в подземелье, но не достигал его дна. Когда я схватился за лезвие кинжала, Натали задула свечи. Нам надо было видеть во мраке! Использовать взгляд кошки, взгляд, которому всегда открыты невидимые двойники вещей…
Итак, я широко раскрытыми глазами вглядывался в темноту. Но эти глаза уже были не моими. Они были мне одолжены на одну ночь, так как то, что я увидел, уже не относилось к миру человеческому.
Сквозь дым начало проступать лицо. Или, по крайней мере, что-то, напоминавшее лицо.
Оно было здесь, неподвижно уставив на нас взгляд своих широко открытых глаз, и у этого лица были трагические черты Барбары фон Цилли! На месте губ у него сверкали две молнии цвета слоновой кости.
Явление заставило нас содрогнуться. Но было ли это действительно лицом, вызванным из бездны, или мы были игрушками жуткой пещеры, наполненной дымом и ужасом? Однако я чётко видел эту форму, пришедшую из ночи.