— Остолопов. А раньше-то он, знаешь, кем был? Вологодским вице-губернатором.
— Ну?
— Хрен те гну, — рассердился вожак.
— Так это когда он им был, а сейчас? — не унимался соратник. — Да какая сейчас охрана-то? На позапрошлой неделе генерала добывали — кучера не было, а баба какая-то сидела на козлах.
— Да не в том дело — сейчас это или потом. Остолопов-то, он гусь стреляный, — пустился в воспоминания атаман. — Я на этом месте давненько промышляю. Лучше всего дело шло, когда Буонопарт на нас наступал. Поначалу-то, как решили, что пойдёт нехристь на Питер, то стали людишки, кто побогаче, из столицы-то драпать. Кто в Вологду хотел, кто в Архангельск. А всё одно, другой-то дороги нет. Эх, хорошее было время...
Вожак вздохнул и продолжил:
— Чего они токмо с собой не везли. И ковры, и посуду. И мебели, и зеркала всякие. Бабульки — так те даже своих мопсин волокли. Псицы страхолюдные, а больших денег стоят. А мопса нашему Полкану, помнится, на один зубок оказалась. Ну, больше-то, конечно, деньги везли. Знатно мы тогда погуляли.
— А что с губернатором-то этим?
— А что с ним? То же, что и со всеми. Останавливаем мы возок, кучера — в морду. А Ефим, старшой наш, грит: «Деньги давай, жив будешь!». А этот: «Я, — грит, — прокурор вологодский». И — «бах» из пистоля в Ефима. Промазал, правда. А Ефим ему тоже — из пистоля да в лоб. Пистоля-то картечью была заряжена, лоб почти пополам раскололся. Но вот жив прокурор остался. Слыхал, что до Череповца его довезли, он там и лечился. А потом уже и вице-губернатором стал. И деньжат с него хорошо поимели — двенадцать тыщ рубликов вёз, серебром.
— Так и чего, пожалел его, что ли?
— Да не пожалел, — угрюмо проскрипел зубами атаман. — Только местечко-то ему это знакомо. Сторожился он. Видел я, как из возка ствол ружья торчал. Да и пистолеты с ним ещё.
— Всех бы не перебил, — упёрся непонятливый.
— Всех не всех, а вот тебя бы подстрелил? Ты, Ондрюха, где — так умный мужик, а где... На хрена нам свою башку-то подставлять? Вот прибудет сейчас не обоз, а возок. А там, как краля наша грит, никакого оружия нет.
Крыть было нечем. Мужик заёрзал, устраиваясь поудобнее, а атаман, напротив, напрягся и внимательно прислушался.
— Э, мужики, кажись, пора!
Разбойнички быстро рассредоточились по местам. Всё было определено, движения отработаны и выверены до мелочей.
Когда из-за поворота показалась пара коней, впряжённых в возок, то прямо перед лошадиными мордами, противно скрипя, упало дерево. Перепуганный кучер резко дёрнул вожжи...
Дальше всё было просто. Кучера сдёрнули с облучка, уронили лицом в снег и наступили ногой. Андрюха не торопясь, без особой злобы, ударил его лезвием топора по шее. Мужицкий топор — не секира палача, поэтому голова от тела не отделилась. Кучер, сходя с ума от боли, пытался попросить, чтобы добили, но разбойникам было уже не до него.