— Я прошу тебя верить, — я опять вплела свои пальцы в его ладони, крепко сжав их. — Разве когда-то я заставляла в себе сомневаться?
Он взглянул на меня, потом неожиданно притянул к себе и горько усмехнулся:
— Ты пахнешь шоколадом. Значит, именно сейчас он и будет сомневаться, — Иллай распрямился. И зашептал, уткнувшись в мои волосы, — Ты голодна, я помню. А он не найдет ничего кроме воды.
Потом медленно отстранился, не отводя от меня усталых, с красными прожилками глаз, вытащил из рюкзака холщёвый мешочек и протянул мне.
— Ты должна поесть. Чтобы тебе опять не стало плохо.
У меня задрожал подбородок, и я бросилась ему на шею, шепча:
— Умоляю тебя, дождись. Я буду готова и смогу, слышишь, я справлюсь. Только, пожалуйста, верь!
Он покачал головой, глядя на меня безжизненным взглядом.
— Это… трудно.
— И всё же.
Моё сердце разрывалось.
— Не делай этого, прошу. Ты же ещё можешь всё изменить, — Иллай выглядел очень усталым.
— Ты сильнее меня. Я не смогу это пережить, — неловко улыбнулась я.
— Господи…
— И ты ещё должен будешь спасти меня, к тому же. Первый раз я исчезну у Куперлинского водопада в середине августа, примерно. И ты должен будешь помочь мне вернуться, иначе мне грозит опасность. Ты слышишь? — я смотрела в его глаза, они были затуманены, и было непонятно, слушает он меня или нет. — Четырнадцатый год будет.
— Да, — прошептал он, бессильно уронив плечи. — Не делай этого, умоляю.
— Кто же тогда спасет меня? — улыбнулась я ему, уговаривая, словно ребенка, чувствуя себя при этом самым дурацким образом.
Он поднял на меня напрочь лишённые искры глаза.
— Где же ты…? Ты так нужна мне…
Мы стояли среди сырых серых камней, голых стволов деревьев, мха, редкой тощей травы и чернеющих листьев, вцепившись в пальцы друг друга, сжав до белых костяшек. Лбом ко лбу, сердцем к сердцу. Тяжелый воздух было почти не вдохнуть. Или это легкие отказывались дышать от горького спазма и невыносимой боли?
Чтобы заставить его двигаться дальше, чтобы жить, нужна надежда, нужно что-то впереди. Я тихо прошептала:
— Ты должен встретить её.
— А ты должна остаться жива.
— Я постараюсь.
— Ты обещала.
— Люблю.
— Он возвращается. Я должен идти, — обветренные губы сухо скользнули по губам. Не поцелуй, короткое дыхание. — Поешь, — разжал медленно пальцы. Остались белые следы. — И помни, ты обещала.
— Я помню. И помни ты. Я люблю. Что бы ни случилось.
— Не сердись на него сильно, — улыбнулся криво, отвернулся. Пошёл. Отпустил мою руку только, когда шагнул уже слишком далеко.
Я смотрела на белые полосы на ладонях, готовая выть и кричать. Боль, что было унялась, вспыхнула снова. Как с этим жить? Всё ещё хуже, чем казалось. Во что я превратила его? Неужели, он прав и я убила нас обоих? И, кажется, его смерть оказалась куда мучительней и страшнее.