. Точно так же Делёз и Гваттари определили в «Анти-Эдипе» третий термин, находящийся между капитализмом и шизофренией: шизокреативную линию ускользания, не противоположную, а лишь отличающуюся сообразно собственной интенсивности. При помощи пары малое/большое Делёз и Гваттари стремятся в конце концов «связать три теоретических уровня – онтологию жизненной силы и становления, эпистемологию культуры, задействующую логику вариации, и политическую поэзию – в своего рода теории господства и становления-революционером»
[1029].
Начиная с «Анти-Эдипа», Делёз и Гваттари вели работу по свержению господствующего соссюрианства, поддерживавшего бинарное, дуалистическое понимание языка, который мыслился как нечто принципиально отличное от речи[1030]. Хотя они еще не освоили, как позднее в «Тысяче плато», вклад прагматизма, Остина, Сёрла или Освальда Дюкро, если говорить о Франции, они уже внимательно следят за всем тем, что может изменить расклад, изменить ситуацию языка и вернуть ему полифонию. По этой причине Делёз сближается с лингвистом, преподававшим на отделениях психологии и английского языка в университете Венсена, Анри Гобаром, к книге которого он напишет предисловие[1031]. Познакомившись с этой книгой, когда они с Гваттари еще работали над «Кафкой», Делёз использует предложенную Гобаром модель, в которой он видит возможность соединения социальных факторов с функционированием языка. Гобар противопоставляет соссюровскому дуализму типологию, выстраивающуюся вокруг четырех функций языка, и делает следующее различение (которое позаимствует Делёз): первый язык – местный, родной или сельский, которым для Кафки является язык его территориального сообщества, чешский; второй язык – «общий язык обмена, торговли, циркуляции, сугубо городской»[1032], чья функция – отрывать от территории, все детерриториализировать, ретерриториализируя на экономические функции: в случае Кафки это немецкий; третий лингвистический уровень образован языком «референциальным, национальным и культурным, обеспечивающим память или реконструкцию прошлого[1033], где детерриториализация превращается в культурную ретерриториализацию, и для Кафки это все тот же немецкий, прежде всего язык Гёте; есть, наконец, язык «мифический, отсылающий к духовной, религиозной или магической земле[1034], который отрывается от всех предыдущих функций ради религиозной ретерриториализации: для автора «Процесса» это иврит.
Делёз и Гваттари берут далее у другого лингвиста, Видаля Сефиа, очень широкое определение понятия интенсивности