К СЕРЕДИНЕ 1980-х годов у неутомимого Гваттари, вечно ищущего новые идеи, земля, похоже, начинает уходить из-под ног. Череда самых разных событий обрушивалась на того, кто всегда казался непотопляемым. Он продолжает выступать на публике, отвечать на просьбы, которыми его со всех сторон осаждают, но несколько друзей, знающих о том, что пружина лопнула, безуспешно пытаются вытащить его из депрессии. У такого поворота, разумеется, не единственная причина, а несколько, сказывающихся на психической структуре, в которой уже было множество трещин, хотя раньше их, казалось, удавалось законопатить[1761].
Философ детерриториализации внезапно лишается всех своих территориальных привязок. Прекращается аренда замка в Дюизоне возле клиники Ла Борд, с его 300 гектарами земли, восемью прудами и четырьмя фермами. Его также выгоняют из большой парижской квартиры на улице Конде с шестью комнатами и большой гостиной в центре, квартиры в самом сердце Латинского квартала и в двух шагах от Люксембургского сада.
Гваттари на самом деле намного больше склонен к оседлости и укорененности, чем можно подумать по его поведению. Траур по двум этим местам, игравшим важную роль в его частной и публичной идентичности, проходит особенно болезненно. Он селится в скромном доме в Ла Борд неподалеку от Жана Ури и устраивает рабочий кабинет в своей довольно темной комнате. Разрыв с местами и ритурнелями происходит в тот самый момент, когда он теряет мать. Гваттари, этот обличитель семейной жизни, то и дело говорит о боли, вызванной этой утратой: «Он постоянно повторял, что осиротел»