Лёгочные недуги изгнали их в ссылку.
- Не очень-то увлекайтесь спортом в университете, - советовали они. Не накачивайте себе больше мускулатуры, чем потом сможете задействовать в течение дня.
В школе Никсон учил меня греческому, латыни и английскому, а у себя дома открывал мне красоту и значение других предметов, которые нужно было усвоить для вступительных экзаменов. Я работал для него, больше, гораздо больше я работал для себя. Он видел это, наблюдал за моим страстным желанием разгадать все загадки и смеялся.
- Я не буду отвечать на твои вопросы, - восклицал он. - Взрослые не знают ответов на простые вопросы мальчишки, ребёнка. Мы можем лишь подчеркнуть твои вопросы, распалить твоё желание найти на них ответы, добавить к ним свои и подстегнуть, подзадорить вас самих к разрешению хотя бы одного или двух из них... и дать ответ нам! Для того и существует юность: чтобы отвечать на те вопросы, на которые не может ответить зрелость. И если я выглядел при этом неудовлетворённым или разочарованным, он, глядя на меня, хохотал как демон.
- Дерзай, парень! Весь мир - твой. Ещё ничего не сделано, ничто не познано.
Величайшая поэма ещё не написана, лучшая железная дорога ещё не построена, ещё не придумано совершенное государство. Всё ещё предстоит свершить - вот именно,всё!
Сказав это один раз, он повторял эту фразу снова и снова, и в конце концов, чтобы убедить меня окончательно, он перенёс наш частный урок по субботам с семи на восемь вечера с тем, чтобы я мог затем провести вечер в группе его друзей, представлявших собой круг страстных, развитых, противоречивых умов. Их было от четырёх до десяти человек, все они были англичанами, все - выпускники Оксфорда и Кеймбриджа, все -изгнанники, они интересовались всем и вся и обсуждали любую тему эрудированно, со знанием дела, опираясь на точнейшие факты, но, совершенно очевидно, у них не было общего мнения ни по одному из вопросов. Среди них были консерваторы и либералы, и даже один "красный" - Уильям Оуэн, внук, думается, во всяком случае, наверняка потомок Роберта Оуэна, первого из ранних английских социалистов. Среди них был, по крайней мере, один католик, который мне так приглянулся, что я до сих пор не могу забыть христианское учение этой религии.
Его любимым тезисом было то, что протестантские конфессии ветхозаветные праведные секты и что, в действительности, они не имеют никакого отношения к Христову учению любви и прощения. Там же были и протестанты, доки в истории религии, и когда дискуссия достигала апогея, они цитировали авторитетные источники с такой уверенностью, что можно было и не проверять по тексту. Помню, как однажды разгорелся жаркий спор, когда католик сослался на одну из папских булл. Когда кто-то засомневался, он процитировал её дословно на латинском. То, что они знали, приводило меня в изумление, а также то, какони это знали, но ещё больше поражало меня то, чего они не знали. Они не могли договориться между собой ни о чём, кроме признания факта. При всех их познаниях они не ведали сути правды.