Чезорино рассматривал хрупкую, изящную женщину, синева её огромных глаз показалась ему такой же глубокой и бездонной, как омуты. Ещё он разглядел в них затаённую грусть. «Отчего богатые впадают в уныние?»– удивился парень.
Под руководством Марко Малевольти мастерскую возвели в укромном месте за аллеей лип, в самом дальнем углу большущего сада. Садовник дополнительно спрятал строение от посторонних глаз под вьющиеся лианы дикого, декоративного винограда.
С неизъяснимым трепетом Августа пришла на первое занятие. Ириска осталась дома, и непривычно пустые руки блуждали скрещенные по предплечьям.
–Вам холодно?– неправильно понял её Чезорино, он обеспокоено попросил отца,– Папа, затопи печь, наша работодательница замёрзла.
Марко склонился над топкой.
–Я тут замесил белую глину, возьмите в руки комочек и ощутите податливость материала,– предложил учитель.
Женщина робко отломила кусочек от выступающей во все стороны неровной, серой массы.
–Из глины Вы способны воплотить любую мечту. Создайте птицу, человека или цветок, но самое главное – вложите в глину частичку своей души: и птица будет готова улететь покорять небеса, цветок захочет благоухать, а человек – улыбаться и любить.
–Да Вы – поэт!
–Нет, я просто люблю свою работу. Как несмело Вы мнёте глину. У Вас нет мечты?
–А разве получиться создать шедевр вот так сразу? Без опыта, без навыков?
–Верьте в себя. Я помогу.
Горячие ладони Чезорино накрыли её ладони. Его торс прижался к её спине, отчего волна блаженства вдруг окатила Августу. Она почувствовала слабость во всём теле.
–Ну, Вы совсем испугались, леди Драммонд, замерли, будто я пытаюсь отобрать у Вас комок глины. Вы придумали кого мы будем ваять?
–Лебедя.
–Отлично. Грациозная, гордая птица. Как этот образ похож на Вас.
Их пальцы вместе стали наглаживать глину, придавая бесформенной массе нужную форму. Они понимали друг друга без слов, как будто заранее договорились какая должна получиться фигурка. Они словно читали мысли друг друга, интуитивно дополняя произведение новым штрихом.
Итальянец тоже боролся с собой, только не подавал вида. Душистый аромат духов, смешавшись с тонким благоуханием кожи, выразился в восхитительную композицию. Гамма неясных, но волнительно-прекрасных чувств просыпалась в нём. Близость чужой, неизмеримо далёкой от него по происхождению женщины пьянил. Она никогда не будет принадлежать ему…но разве сейчас она не в его объятиях? Его поразило то, как быстро Августа понимает его образы, задумки, как согласно идёт на уступки и сама выражает колоссальную фантазию, делая изгибы, обрисовывая оперение.