Вэл подавил вздох.
– Привет, – раздался негромкий и нерешительный голос от окна, и в первый момент Вэл подумал, что ослышался: настолько невероятным ему показалось то, что происходило сейчас. Он повернулся. На подоконнике сидела Габриэлла и несмело поглядывала на него, словно ожидая, что он скажет, чтобы решить, что делать дальше.
– Привет! – Вэл в мгновение ока забыл все те мысли, что не давали покоя последние две недели. Ему было совершенно неважно, почему она не приходила столько дней, и вообще было неважно абсолютно все, кроме того, что она была здесь.
Габи спрыгнула с подоконника и подошла к кровати.
– И-извини, – запинаясь, проговорила она. Вэл поднял на нее удивленные глаза. Первый раз в жизни кто-то просил у него прощения, да еще и когда он сам считал себя виноватым.
– За что? – непонимающе спросил он, еще более изумляясь тому, что Габи смотрит в пол, а не на него.
– За все. Я не должна была… Не должна была ни говорить тогда такого… Ни уезжать, когда наша миссия…
Она замолчала, и Вэл почувствовал ее стыд. Но полностью понять, что она хотела сказать, не смог.
Он подобрал ноги и кивнул на кровать.
– Садись, рассказывай.
Габи неуверенно присела и на мгновение замялась.
– Понимаешь, у Дины мама… В общем, она на праздники пригласила нас всех к себе в другой город. Дина была так рада, что увидится с мамой… Но без меня она ехать не соглашалась. И моя мама тоже очень хотела встретиться с сестрой… Я звонила доктору Дейсу, просила его поговорить с мамой, но он сказал, что я должна поехать. Я не знала, правда не знала, что с тобой произошло.
– Разве это что-то изменило бы? – улыбнулся Вэл. Забота Габи нравилась ему, но еще больше нравилась встревоженность за него.
Габриэлла пожала плечами.
– Я бы заставила маму вернуться домой раньше. Может быть… – Она все еще не решалась поднять на него глаза.
– Родители никогда не понимают, что у нас могут быть свои дела, – заметил Вэл. – Они считают, что мы просто выделываемся.
Габи не ожидала, что он так хорошо поймет ее. От удивления она даже подняла голову. Но Вэл снова не выдержал ее взгляда. И все началось сначала.
– Как твоя рука? – спросила она. Вэл сделал недовольное лицо.
– Ерунда такая, даже не болит. Все праздники здесь продержали, все боялись, что я снова что-нибудь с ней сделаю. Да, даже не врачи боялись, а мать. Выпросила у них для меня самый длинный срок, пока я валялся тут в глубоком обмороке.
– Ты терял сознание? – изумилась Габи. – Но что произошло?
Мысленно Вэл руганул себя за то, что проговорился об этом; правда, он думал, что она уже обо всем и сама знает. А она не знала.