– Зайдите в хату! Скорей, скорей, скорей!
Ну, мы забежали в хату.
– Давайте документы! – мужчинам. Правда, мой хозяин отдал документ. Они его тут бросили. Тогда:
– Ложитесь ничком!
Ну, и мы все… Легли. Тогда… Стоит он так на пороге – мы вот тут лежим. Бил он, бил, бил, бил, бил… Разрывными, всякими. Слышу – меня по плечам. Ну… Оно не болит сразу. Как застрелят тебя – ничего не болит. Только чувствую: кровь пошла-а-а, пошла-а-а!
Я лежу.
И многих так…
Никто ничего не говорит. И ранетые не говорят, и убитые…
Настрелялся он, наверно, охоту согнал. Потом говорит:
– Капут! Пойдём.
Ну, и собрались они, и ушли. Я подняла голову. Хозяина моего уже убили в голову, другой там хлопец лежал – того убили в голову. Мужчина с нами пожилой лежал – того не убили, а сына убили, такого ладного. Ну, и тот мужчина поднялся.
И другая женщина, Дуня Князева, говорит:
– Пойдём и мы.
– Не, – говорю я, – не пойду я. Не пойду, пока не будет хата гореть.
Потом она в окно поглядела:
– Нема, пойдём.
Я говорю:
– Не, иди, я не пойду. Раз уже хозяина убили, буду и я лежать.
Тогда пошли все, и я думаю: «Пойду и я». Только я шевельнулась, а за мной – два мальчика и три девки. Ну, они ранетые все. За мной ползут. Я вышла во двор, поглядела – нема никого. Я тогда – частокольчик такой стоял – я думаю: полезу в ячмень. Я вот так подняла частоколины да и хотела лезть. А уже бок мой болит. Вылезла в ту дырку таки. Полезла в ячмень. За мной – дети те все. Никуда не отходят. Я говорю.
– Деточки, расползайтесь!
А никто – никуда! И лежали мы до самого вечера. И сон, и холодно, кто живой, кто мёртвый – не знаем уже. Потом подходит уже этот Перепечин Андрей и стал спрашивать. Я услышала его голос, поднялась. Вот спасибо: они меня перевязали. (Показывает на Перепечина.) Дали мне кухвайку, я оделась, а потом хата уже сгорела, во так, низко. Я хотела туда, где мой хозяин лежит, в огонь. Андрей меня откинул от огня, говорит:
– Иди отсюда, иди домой.
А мой чуть не за полкилометра двор. У кого ни спрошу: «Кто видал моего сына?» – дак кто видел, а кто не видел… Ну, тогда пошли мы в болото. В болоте сидели, сидели. Холодно. И ранетые, в крови. Тогда мы взяли, ета, и пошли в Лежанку. В Лежанку пошли мы, перевязали нас, раздели, ета, всё моё, что в крови – я ж вся была, и голова, всё в крови…»
Вольга Мефодьевна Надточеева.
«…Ну, уже некуда прятаться. Пока мы тут с мамой побегали, уже некуда прятаться. Детей же шестеро, все ж малые. Уже видим: машина едет легковая, и сидят там какие-то с кукардами. Они остановились около нас и спрашивают: