– В каком направлении стреляли партизаны?
– Мать моя говорит, что мы ничего не знаем, никаких партизан не видели.
– Ну, говорит, через два часа вы уже увидите!..
Мать моя пришла да и говорит:
– Что это он сказал?
Ну, и оцепили они деревню, и расставили этих своих патрулей, и стали бить. Только мы стали в лес туда бежать, а тут из пулемёта по нас. А у матери ж малые дети – ну, куда ж! Большие куда-то разбежались, спрятались, а мы тут, четверо нас осталось, малых, я – самая старшая. Ну, и мать моя в картошку села, а картошка такая низенькая была, и мы около неё сидим. Счас дошли до нашей хаты, заходит за сарай и стал стрелять. А я так вот к стене прислонилась, стою, тогда говорю:
– Мамочка, побегу!
Дак она говорит:
– Деточка, не знаю, как хочешь, беги, не могу тебя и ни тут держать, и никак, как хочешь… Беги.
Только я ткнулась бежать, а меня как кто сзади держит, не могу оторваться от стены, так мне страшно. Ну, а они побежали, и всех их побили.
Вопрос: – Тех девочек?
– Двух этих девочек. Всех. Всем головы поразбивали. Тогда, как я выскочила, я их видела. Ну, тут уже мою маму… Стал стрелять по маме. На руках у неё была трёхлетняя девочка – её ранил на руках. Я так вот гляжу, дак она вытянулась, закричала. Мама подняла её на руки, дак оно так синее, синее, а крови не видела, ничего. Потом идёт уже сюда немец, к маме сюда идёт.
Я говорю:
– Мамочка, побегу я в хату. Страшно мне.
Она говорит:
– Деточка, беги.
Тут маму убили. И двух этих девочек. А мальчик маленький испугался и куда-то в хату заскочил, там и сгорел он живой. А я побежала в другую уже, в соседнюю. Не, ещё я бегу, а он – на меня:
– Ишь, куда спряталась, щенок! А ну, говорит, в хату.
Я бегу, а моё всё это тело прямо дубовое стало. Вбегаю в хату, там уже убитые лежат, десять человек убитых. Ой-ёй-ёй! Мне так страшно стало. А тут детей много, много прибежало сюда. Дак они тогда под кровать.
Вопрос: – Дети?
– Дети те. А мне уже некуда, я как-то запоздала, дак я с краю тут легла. Думаю: «Все они живы останутся, а меня убьют, раз я крайняя». А он тогда подошёл к кровати и р-раз отодвинул! Значит, я была крайняя, дак меня кровать загородила, а те, которые от стены, естые все погибли. А я лежу живая. И лежу, меня эта постилка загородила с кровати, не видна я. Кого из нагана добивают, тех, кто хрипел, шевелился. Я лежу.
Потом уже – тихо, тихо, нигде уже… Я голову подняла, а он на пороге стоит, автомат вот так и папироску курит. Сейчас подбегает, постилку эту заворачивает на кровать и стал в меня стрелять. Три раза выстрелил и два раза не попал, а третий попал. Целился мне, видать, в висок, да – пониже, у меня вот шрам чуть-чуть есть. И я лежала калачиком, скорчившись, и в колено пуля прошла. Ну, тогда я вижу: кровь эта течет – и думаю: «Живая ли это я, в сознании? Думаю: ну, уже всё…»