Страх ледяной коркой покрыл тело, и я широко распахнула глаза, прекрасно понимая, что это может быть за видео.
Вся грязь моей жизни в нескольких минутах.
Насадись я сейчас на член Давида, забуду обо всем. Вместо этого тяну идеальный ствол вниз и сажусь, не впитываю в себя, а просто глажу половым губами вдоль, чувствуя, как пульсирует клитор, касаясь твердой, как сталь плоти.
И я ставлю руки на стол, прижимаясь к Давиду, как можно сильнее, и начинаю вспоминать, как двигалась когда — то на шесте, какие волны делала, как сжимала его ногами, словно страстного любовника, а главное как терлась об него, как будто пытаясь выжечь искры.
Так приятно, приятно до одури и ему. Он смотрит мне в глаза, оборачивает пояс вокруг шеи еще раз и тянет, почти лишая возможности дышать. Отпускает. И снова.
Тянет, отпускает. Хочется еще, но думать надо о другом.
Я чуть ускорилась, стала кататься на его члене как по волнам, чувствуя, что смазка выделяется все сильнее, улучшая скольжение.
И пока он ослабляет пояс, я нахожу рукой мышку.
Опасно, очень опасно, но делать нечего и я доставляя удовольствие Давиду, вылизывая шею, нажимаю несколько кнопок. Только и надеюсь, что из-за чавкающих пошлых звуков и вибраций голоса, он не услышит кликов мышки.
Сделано: Удалить файлы. Перебросить отправителя в черный список.
Как прошли выходные?)
Майя. Майя как бомба с часовым механизмом. От нее можно ожидать порой чего угодно.
Слепой покорности сегодня и неожиданной инициативы завтра.
Она как цветок, который Давид нашел еще совсем бутоном и с каждым шагом она распускалась все сильнее.
Еще несколько дней назад, она даже Давида трогать боялась, шугалась каждого касания, сегодня ласкает себя сама, делая это с опытностью обольстительницы.
Давид понимал, что пропадает и перестал этому сопротивляться. Перестал пытаться противиться чувству, что возникло еще тогда, когда она подняла на него свои большие ясные глаза. Глаза сабы.
Сейчас она трется всем телом об него, так лихо двигает бедрами, как наездница, скачущая галопом по цветочным полям. И он не выдержал.
Скинул ее с себя в это поле, развел стройные ноги в стороны и просто вошел в самый центр ее женственности.
Сразу и на всю длину.
Ее лоно, как родное приняло его член, а губы растянулись в манящей улыбке безумной, когда она сама обхватила ногами его бедра и выгнулась дугой. Открывая взору набухшие, покрасневшие соски, в которые он тут же вгрызся с яростью голодного волчары.
Он скучал по ее телу, скучал по узкой расщелине, в которую так приятно вбиваться без страха сделать больно.