И тут с моих губ неожиданно срывается вопрос, бьющий в самую точку:
– И как много грехов на твоей душе, Рома?
После тех крупиц информации, что я сумела о нем раздобыть, этот вопрос кажется вполне резонным.
– Не уверен, что ты готова услышать правдивый ответ.
Он заносит ногу и целеустремленно переносит ее через бортик. Затем другую. Выпрямляется.
Этот хищник выше меня намного. Когда мужчина стоит так близко, то мне приходится задирать голову, чтобы столкнуться с ним взглядом.
Тёплая вода хлещет в спину, но почему-то мне становится холодно.
Мужчина притягивает к себе твёрдо. Без тени сомнения в голосе жестко произносит:
– Много, Яна. Слишком много. Моя грешная душа однозначно не попадёт в рай после смерти.
Он сказал это словно равнодушно. Но у меня внутри что-то защемило. И больно. Очень больно. А сердце неожиданно сделало кульбит.
Интересно… а моя душа сможет претендовать на прощение за такую желанную и опасную связь с этим мужчиной? Потому что если нет – то к черту тогда его. Прощение.
– Да, – Беркут отвечает коротко и по делу, прислонив телефон к уху. – Понял. Начинаем тогда.
Нажимает на кнопку отбоя, откидывает телефон в сторону, словно тот жжёт ему руку, и кладёт крепкую ладонь на мое плечо. Слегка поглаживает.
Я уже давно положила голову к нему на грудь. Платиновый шелковый водопад похож на тонкое, невесомое одеяло.
Мы провели вместе весь вечер. И сейчас он мне кажется таким тёплым, ясным, как солнышко.
– Что-то случилось?
На дворе глубокая ночь.
Мы с мужчиной оба не спим. Уже некоторое время просто лежим обнявшись. А я без зазрения совести закинула на Беркута ногу, как будто имею право делать с ним все, что моей душе угодно.
А он медленно поглаживает мою руку, неспешно пропуская гладкие волосы сквозь пальцы.
– Все по плану.
Рома в принципе не слишком многословен. Но я привыкла. Иногда он расслабляется и может выдать пару лишних фраз.
– Яна, что ты делала на той дороге? Она немноголюдная.
Откуда он знает, на какой именно?
– С кладбища ехала. Автобус сломался уже после въезда в город, и все пешком шли до остановки. Я немного замешкалась – уронила телефон. Поэтому отстала. А потом твои ребята как-то… в общем… Так странно все получилось. Они подъехали и позвали меня по имени. Я так испугалась тогда.
Ладонь, до этого мягко поглаживающая меня по голове вмиг напрягается. Мужская грудь начинает вздыматься выше.
– А кто на кладбище?
– Мама.
– Как?!
И я рассказала. Не знаю, зачем. Очень захотелось поделиться. Конечно, он ничего не смог бы сказать или поддержать, да ему и не за чем. Но молчать и отмахиваться от вопроса не было желания.