Мать вздыхала, вытирала слезы и причитала: «на кого ты меня оставляешь?».
Я грубовато пошутил:
– Наконец-то у тебя будут развязаны руки, ты сможешь найти хорошего мужчинку.
Мать неожиданно зарделась, как юная девушка:
– Сыночек, я уже нашла, только стеснялась его привести. Он живет в соседней башне, жена недавно умерла, дети разъехались, и он один одинешек. Бывший военный, с хорошей пенсией.
Я поразился оборотистости матери, которая уже забыла о Сергее Петровиче, и пожелал ей счастья.
До суда оставалось несколько дней, и я решил провести их дома. Я искренне не люблю лето. Лето – самый неудачный сезон для моей «охоты», в карманы брюк много не натолкаешь, а надевать куртку – означало сразу же спалиться на крадунстве. Еще меня, ох, как тянуло к фифе, но я запретил себе думать о ней. Я решил к ней прийти после выполнения своего непонятного предназначения. Если только успею до суда. Весь день я провалялся на диване и до одурения слушал группу Омегу. Я недавно приобрел их неизданную пластинку «Девушка из Будапешта». Оказывается, Омега записала демо-версию этой пластинки, но по каким-то причинам не довела работу до конца. Музыка этой пластинки, записанная в нескольких различных версиях, была основана на произведениях венецианских композиторов восемнадцатого века, братьев Алессандро и Бенедетто Марчелло10. Так было написано в аннотации к диску. Для меня, что Бетховен, что Алессандро и Бенедетто Марчелло, были мертвыми, ничего не значащими именами. Важна была музыка, которую исполняла группа Омега. Венгерский язык, на котором пел солист этой группы, Кобор Янош, мне не мешал. Не важно, о чем были тексты песен группы Омега. Самым главным было то, о чем думал, когда слушал эту музыку. Мне двадцать пять лет, а я, как сопливый мальчишка, продолжаю мечтать. Пассажи Бенки на клавишных уносили меня далеко, в несбыточную страну. Там я белый, крепкий и высокий парень, с белозубой улыбкой, с гривой прямых волос соломенного цвета, с голубыми глазами, от которых млеют все девицы-красавицы и укладываются штабелями к моим ногам.
В этой поганой жизни я ничтожество, метис, которого не принимают ни кавказцы, ни белые, русские. Изгой, крадун, которого пнуть, – обычное дело для каждого встречного, просто так, походя, не обращая на это внимания. Особенно преуспели полициянты. Они приезжают без всякого повода чуть ли не каждый день, У них хорошая отмазка: где-то опять обнесли магазин. Я, даже если и хотел, физически не мог обойти все магазины в городе и окрестностях, а тем более их обокрасть. Наверное, это работа моих конкурентов. Я мечтаю об одном – скорее бы посадили. Не люблю женские слезы, а особенно слезы матери.