– Не люблю таких людей, – сказала Катя. – Я компанейских люблю. Таких, например, как ты или Илья Иванович.
– Ты мне тоже сразу приглянулась, – признался Никитич. – Весёлая, дерёшься хорошо, а само главно – жениться на тебе не надо. Поразмялись как богатыри – и ладно. Не то что с другими.
– У вас, наверное, девчонки все дуры, – поделилась наблюдениями Геракл. – Я в Выселках видела – ну такие тупые! Платками замотались, в юбках длинных, глаза вылупили… И ещё, говоришь, замуж хотят? Ужас!
– И не говори! – Никитич аж затрясся от негодования. – В поляницы подаются, только чтобы выскочить за любого. Ну дуры, ну слов нет. Ты совсем другая. Слушай, у тебя брат есть?
– Нет, – вздохнула Катя. – Я у мамы одна.
– И я один. Хочешь, я тебе братом стану, а ты мне сестрою?
– Хочу! Только… надо вены резать…
– Зачем?
– Чтобы кровь перемешать. В кино всегда так…
– Так это ж больно, – засомневался Добрыня. – Нет, у нас делают не так. Просто крестами меняются. – Он вытянул из-за ворота и снял нательный крестик. – Держи. А мне давай свой.
– А на мне креста нет, – растерялась Катя.
– Ты что, некрещёная, что ли? – неприятно поразился Добрыня.
– Нет, бабушка крестила меня в деревне, когда я была совсем маленькая. Но крестик у неё остался. Только это очень далеко. В Новосибирской области.
– Другое дело, – с облегчением вздохнул курносый. – Тогда вместо креста дай мне что-нибудь иное… Ладанку там или что…
– Да у меня нет ничего, – похлопала себя по карманам Геракл. – Кроме ключа от квартиры. Но он тебе ни к чему, а мама заругается. Я и так всё время теряю. Что ж тебе дать? Булавка подойдёт?
– Ой! – расцвёл Никитич. – Эка невидаль! Заморская, небось! Тонкой работы… Серебряная?
– Нержавейка.
– Булат, – понимающе кивнул Добрыня. – На что б её повесить, другого-то шнурка нет…
– Её вколоть можно, – подсказала Катя.
– Ага! – и на глазах у изумлённой девочки Добрыня, не поморщась, вколол булавку в ухо. – Ну-ка защёлкни. Тебе сподручнее, а мне не видно.
Дрогнувшей рукой девочка застегнула булавку:
– Не больно?
– Ещё чего! – Добрыня посмотрелся в надраенный до блеска шлем Муромца. – Красно-то как! И главно – ни у кого такой нет! А, сестра?
Катя поправила крестик на груди:
– И у меня дома все обалдеют.