Обессиленно отодвинув ноутбук в сторону, я вдруг ловлю себя на мысли, что думаю ни о чем, о пустом, что поток дум присутствует, но содержимым не наполнен. И вот то же самое с писательством: я пишу ни о чем, лишь бы писать. Это все из-за бездействия. Оно окисляет, отупляет мозг, из-за него я не понимаю, о чем и для чего пишу. Нити рассуждений теряются и спутываются…
– Там девочка к нам должна прийти, – обращается ко мне Рита, резко распахивая дверь в ординаторскую.
– Она на все сто процентов уверена, что хочет лечиться у нас?
– Нет же, – улыбается та, опираясь плечом о дверной проем. – На стажировку придет. Учиться. Всему, ну, чем вы там занимаетесь?
– Действительно, чем же, – бормочу я. – Не хочется мне никого учить…
– А что я, собственно, стою.
Рита садится рядом со мной – я опускаю крышку ноутбука и поднимаю на нее усталые фонари глаз. От ее дредов струится приятный и очень нежный аромат то ли ванили, то ли… Сама по себе в памяти всплывает идея о свечах. А ведь если я на полном серьезе думаю за нее взяться, то я просто обязан научиться различать самые разнообразные ароматы. Я обязан изучить парфюмерное искусство.
– Твои волосы… Что за аромат?
Щеки Риты наливаются стеснительной краснотой, когда губы растягивают изящную самодовольную улыбку.
– На шампуне клубника и ваниль.
– Ну, ваниль я уловил…
Дабы разбавить неловкое молчание, я с полубезразличием уточняю:
– И кто же должен прийти?
В ответ Рита пожимает плечами, одновременно с тем выдавая:
– Точно не знаю, какая-то девочка. Студентка, опыта у нее ни гроша. Придет после пяти, больше ничего не скажу. Как у тебя дела с Кариной?
– Идут на поправку, – вяло отмахиваюсь я.
– Что ж, радует.
Рита устраивается на диване удобнее и кладет голову мне на плечо – против я ничего не имею. Мы сделались хорошими друзьями, объединенными одной работой, и прикосновения с ней в легкой степени приятны, они напоминаю о… Черт его знает, о чем…
– Я вчера с подругой платья ездила мерить. Вот, посмотри.
Она показывает фотографии с примерочной. Черная ткань, потом ярко-красная, везде открытые плечи…
– Но мне кажется, – продолжает она, – ни одно из них мне не подходит. Совсем ни одно. В мире попросту нет такого, какое было бы мне к лицу.
– Почему это?
– Из-за волос. Я вообще думаю срезать их и сделать нормальную прическу. Женскую. Скажи, только честно, тебе нравятся дреды?
– Они очень идут тебе.
– Так я и знала, не нравятся, – с наигранным огорчением вздыхает она, когда кожа ее покрывается серьезной тенью обиды.
– Я не говорил так…
– Но имел в виду! Хватит играть в детские игры! – Со строгостью оскорбленной гордой супруги почти что выкрикивает она, вскочив на худые ноги.