Сентябрь 1817 года
Ошеломляющая новость со скоростью пожара распространилась по всем лондонским клубам в районе фешенебельной Сент-Джеймс-стрит.
— Потрясающая новость! — говорил граф Уэст виконту Лонгуорту, только что вошедшему в обеденный зал в заведении Брукса. — Разве вы еще не слышали? Чевиот вдруг взял и пустил себе пулю в лоб!
— Не может быть! — Виконт вздрогнул и отодвинул свой бокал с бургундским вино выплеснулось на белоснежную крахмальную скатерть.
— Мне только что рассказал об этом Лаури. — Уэст многозначительно кивнул, сверкнув розовой лысиной. — Он узнал все от своего слуги, который знаком с камердинером Чевиота.
— Черт побери, вот это шок, — пробурчал виконт, уставившись на темное пятно, расползавшееся по скатерти.
Конечно, он имел в виду не пролитое вино, а самоубийство.
Граф Уэст, со всеми удобствами расположившись в кресле напротив своего друга, отозвался:
— Безусловно. Говорят, он уже давно был на мели, но никто и не подозревал, что дело зашло так далеко!
— Я слышал, что не далее как прошлой ночью он просадил в клубе сто тысяч гиней, — сообщил виконт, оторвав наконец взгляд от испачканной скатерти.
— Сто тысяч гиней?
Для человека, оказавшегося на грани банкротства, такая сумма представлялась просто немыслимой.
— Полагаю, это его и добило, — заметил Лошуорт. Он поднял бокал и сделал большой глоток. — Бедняга явно был не в состоянии расплатиться.
Джентльмены обменялись многозначительными взглядами.
— И тогда он предпочел пустить себе пулю в лоб, предоставив улаживать дело своему сыну, — промолвил Уэст.
— Да, похоже, так оно и было! — подхватил виконт. Граф вполголоса чертыхнулся.
— Ну-с, Уэст, что мы закажем на обед? — невозмутимо осведомился виконт, первым восстановивший душевное равновесие. — Кажется, сегодня у них очень удачное жаркое!
***
Прошла еще неделя, прежде чем новость о смерти герцога Чевиота дошла до его старшего сына. Полковник Энтони Селбурн, граф Олнвик, находился в Париже, где уже несколько лет состоял адъютантом при миссии герцога Веллингтона. Он только что вернулся со светского раута и узнал от своего дворецкого, что его дядя и тетка, лорд и леди Линфорд, неожиданно приехали из Англии и ждут его в гостиной.
На какое-то мгновение выразительные брови графа Олнвика сошлись в недоуменной гримасе. Но он тут же обрел свою привычную невозмутимость и как ни в чем не бывало промолвил своим бархатным голосом:
— Благодарю, Фэнтон!
Дворецкий с почтительным поклоном принял от хозяина перчатки и шляпу и замер, провожая взором его изящную фигуру, удалившуюся в сторону гостиной. Граф отворил дверь, вошел и плотно закрыл дверь за собой.
