– Да, тяжелый случай, – пробормотал Кирилл Андреевич, закуривая третью сигарету.
Пальцы его дрожали, сердце билось неровно, в голове стучала кровь. Время от времени Кирилл Андреевич вытирал вспотевшее лицо, чувствовал, что даже рубашка стала мокрой от пота.
Взглянув на зеркальное стекло, за которым прятался Кирилл Андреевич, главврач ухмыльнулся. Ну вот вы и посмотрели, каков ваш братец. Теперь я его отправляю в палату. Опять появились два дюжих краснолицых санитара, веселых и глупых, с лицами абсолютно безмятежными, и увели, держа под локти, пациента из седьмой палаты.
– Ну вы и накурили, Кирилл Андреевич, – махая перед собой рукой с короткими пальцами, пробурчал главврач клиники.
– Волновался, – сказал Кривошеев.
– Я вас понимаю. Ну что, поднимемся наверх. Думаю, вам не повредят пятьдесят грамм коньяка.
– Да уж, не повредят, – согласился полковник налоговой службы.
Выпив коньяк и полистав историю болезни, Кирилл Андреевич посмотрел на главврача.
– Я вам оставлю денег, “почините” рот моему брату.
– Зачем? Ему и так комфортно, – сказал главврач.
– Вставьте ему передние зубы.
– Ваше желание – для меня закон. Если есть такое желание и есть средства, то почему бы не выполнить. Будет сделано.
– Хорошо, – сказал Кирилл Андреевич, отодвигая пухлый том, просмотрев который он понял не слишком много. – А теперь не могли бы мы с вами прогуляться, походить немного где-нибудь по берегу реки, полюбоваться на великолепие местных пейзажей, – произнес гость.
– У нас замечательная природа, у вас в городе такого не увидишь. Ирина Васильевна, я отлучусь часика на полтора-два, потом появлюсь. Так что вы остаетесь за меня, – связавшись по телефону с секретаршей, сказал главврач, затем снял белый халат, шапочку и надел пиджак.
Усевшись в “Волгу” Кривошеева, они покинули территорию лечебницы. Доктор указывал, куда ехать, и минут через десять-пятнадцать машина остановилась на берегу реки. Вид отсюда открывался действительно замечательный. С высокого берега расстилалась в оба конца бесконечная панорама: леса, перелески, поля, луга и извилистая неширокая река.
– Благодать, – сказал Кривошеев.
– Да, природа здесь замечательная. Лечебницу поставили в правильном месте, пейзажи успокаивают больных.
Кривошеев при этих словах главврача подумал, что больные вряд ли видят из сетчатых загонов для прогулки эти пейзажи. А если и видят, то вряд ли понимают, как великолепна природа.
– Сколько у вас больных в клинике?
– Стало больше, а в лучшие времена было около двухсот семидесяти.
"Двести семьдесят психов, – подумал Кривошеев. – И один из этих двухсот семидесяти – мой родной брат-близнец. Удивительная судьба у людей. Я сам – важный московский чиновник. От одного лишь вида или упоминания моей фамилии многие богатые и могущественные люди начинают трепетать и сердце у них уходит в пятки. А мой родной брат-близнец – человек беспомощный и никчемный. На него даже никто не обращает внимания. Умри такой человек, погибни, и никто не вспомнит добрым словом, не всплакнет, и ни одна газета не напечатает некролог, в котором последней строчкой будет соболезнование родным и близким покойного”.