— На “Пестеле” опасно, опять выследить могут… Встретите нового — скажете — салон в четверг, пароль “В Петербурге сейчас уже осень”. Ответ — “А в Константинополе ещё жарче, чем здесь”. Запомнил?
— В Петербурге уже осень, — повторил Керим.
— В Петербурге сейчас уже осень, — поправил Вольский, — в пароле ни одного слова нельзя переврать.
— Хорошо, запомнил.
— Пора расходиться, пока меня не хватились. Я первым уйду, чтобы нас с вами не видели.
Вольский первым покинул помещение, за ним ушли татары, оставив, к великому облегчению Бориса, дверь незапертой. Борис осторожно перевел дух. Все это время он боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего присутствия, и все тело его страшно затекло. Выждав для верности некоторое время, он начал осторожно спускаться по стене. Спуск оказался ещё сложнее, чем подъем — он не видел, куда ступать, и при каждом крошечном шажке долго шарил по стене ногой в крепком английском ботинке.
Наконец он добрался до лепнины, окружающей окно. Здесь дело пошло легче, и вскоре он уже спрыгнул с подоконника на пол.
Осторожно открыв дверь часовни, Борис выглянул наружу. К часовне вела широкая полузаросшая тропа среди неухоженных кустов. Идти прямо по тропе было опасно — там его могли заметить, поэтому Борис пошел сквозь кусты позади часовни, рассчитывая, что парк не слишком велик и рано или поздно он выберется за его пределы.
Почва пошла под уклон. Борис уже не шел, а бежал, то и дело хватаясь руками за кусты, потом споткнулся и кубарем покатился по склону в овраг. Камни и колючки царапали тело. Одежда рвалась на глазах. К счастью, овраг оказался не слишком глубоким, и Борис докатился до его дна без особенных повреждений, но шлепнулся на дне в неглубокую лужу соленой воды — видимо, во время прилива сюда доходили морские волны.
Отплевавшись от попавшей в рот соли, Борис побрел по оврагу и увидел поднимающуюся вверх тропинку. С трудом поднявшись, — силы уже оставляли его, — он оказался на полянке, скрытой от татарских и вообще от любых любопытных глаз. Сидя на траве, он дождался темноты и восхода луны.
Рассвет Борис встретил, плетясь по дороге в город. Море шумело под обрывом, но Борису страшно было смотреть вниз. Все тело болело, как будто по нему проскакал конный корпус генерала Врангеля. В ссадины и царапины попала морская вода, и теперь они нестерпимо зудели. Одежда превратилась в лохмотья. Голова гудела, как чугунный котел. С усилием переставляя ноги, он шел и шел, загребая пыль у обочины дороги. Его обгоняли телеги и татарские арбы, наполненные всевозможной провизией, — крестьяне из пригородов ехали на базар. Борис и не пытался попроситься на телегу — лошади при виде него шарахались, начинали хрипеть и косить глазом. Так, следуя за телегами, добрел он до базара. Нужно было миновать торговые ряды, потом крестьянские обозы, потом пройти через весь город и только тогда свернуть к Карантинной слободе. Хотелось есть и пить, у него не было во рту ни крошки со вчерашнего утра.