— Святый Боже, Святый крепкий, Святый бессмертный, помилуй нас, — пробасил Никифор. — А может, почудилось? — с надеждой взглянул он на учителя.
— Спаси и сохрани нас, Иисусе Христе, — сказал Григорий.
Выбрались мы из шалаша. Вслушались в лесную морозную тишину. Нет, не померещилось нам. Точно волки воют.
Я, как смог, успокоил Буланого. По храпу его погладил.
— Тише, миленький. Не бойся.
Но не послушал меня конь. Мотнул головой, из рук моих вырываться стал. Заржал громче прежнего на нашу беду. И тут новый вой раздался. С другой стороны.
— Все, — сказал Григорий. — Обкладывают они нас. Видно, конягу твою на нюх поймали.
— Так ведь рано еще волкам голодовать, — Никифор все пытался беду стороной пустить. — Они же обычно ближе к весне шалить начинают. К жилью людскому с голодухи прут.
— Так-то оно так, однако же на этот раз не они к нам, а мы к ним приперлись, — сказал я. — Лес — это их вотчина, а тут мы, словно снедь на блюде.
— Что делать-то будем? — совсем Никифор застращался.
— Ты же хотел Мир поглядеть? — попытался пошутить Григорий. — Теперь знать будешь, что сказки иногда злом оборачиваются.
Теперь вой раздался справа от нас. Совсем близко. Кругом нас стая обходить начала.
— Ты смотри, что творят, — сказал Григорий. — Никифор! — крикнул он строго. — Раздирай шалаш да костер поярче разводи. Может, они огня-то поостерегутся.
— Может, и пронесет, — ответил я, едва смиряя коня.
— Ты его к березе вяжи! — крикнул Никифор. — Руками-то не сдержишь.
— Нельзя, — отмахнулся я от послуха. — Они его тогда точно порвут.
А Буланый все старается вырваться и унестись подальше от навалившейся напасти. От ужаса нежданного. Глаз у него бешеный; конь хрипит, все на дыбы подняться пытается, узду из рук моих рвет и не понимает, дурачина, что волкам только того и надобно. В лесу они его быстро на потраву пустят.
— Добрый, — это уже Григорий. — Парень прав. Не удержишь ты коня в руках. Он тебя за собой уволочет. Привязывай давай. А мы уж постараемся до горла конского волков не допустить.
Перекинул я ошлепок [95] через сук. Накрепко узел затянул.
— Потерпи, коник, — шепнул Буланому. — Ты только не рвись сильно.
И вдруг поймал себя на том, что, не задумываясь, исполнил повеление христианина. Видно, и вправду было в нем что-то, что заставляло людей верить в него в самые тяжелые минуты. Но больше об этом раздумывать уже было некогда.
— Вот они! — взвизгнул Никифор.
И мне почудилось, что неясная тень мелькнула на краю полянки. Вспыхнул огонек волчьих глаз и пропал. И неясно, то ли вправду волки к поляне подошли, то ли это морок от огня распаленного.