Что же до проповеди, которую ты полагаешь нужною, то на это я тебе скажу вот
что: я скорей того мнения, что священнику, не вполне наставленному в своем деле
и не ознакомленному с людьми, его окружающими, лучше вовсе не произносить
проповеди. Подумал ли ты о том, какое трудное дело сказать умную проповедь и
особенно мужикам? Нет, лучше немного потерпи, по крайней мере до тех пор, пока
и священник побольше осмотрится, да и ты также. А до того времени посоветую
тебе то, что одному уже посоветовал и что, кажется, ему пошло уже впрок. Возьми
святых отцов и особенно Златоуста, говорю потому Златоуста, что Златоуст, имея
дело с народом-невежею, принявшим только наружное христианство, но в сердцах
остававшимся грубыми язычниками, старался быть особенно доступным к понятиям
человека простого и грубого и говорит таким живым языком о предметах нужных и
даже очень высоких, что целиком можно обратить места из проповедей его к нашему
мужику, и он поймет. Возьми Златоуста и читай его вместе с твоим священником, и
притом с карандашом в руке, чтобы отмечать тут же все такие места, а таких мест
у Златоуста десятками во всей проповеди. И эти самые места пусть он скажет
народу; не нужно, чтобы они были длинны: страничка или даже полстранички; чем
меньше, тем лучше. Но нужно, чтобы перед тем, как произносить их народу,
священник прочитал их несколько раз с тобою вместе, затем, чтобы уметь их
произнести ему не только с одушевлением, но таким убедительным голосом, как бы
он хлопотал о какой-нибудь собственной выгоде своей, от которой зависит
благополучие его жизни. Увидишь, что это будет действительнее, нежели его
собственная проповедь. Народу нужно мало говорить, но метко, — не то он может
привыкнуть к проповеди так же, как привыкнул к ней высший круг, который ездит
слушать знаменитых европейских проповедников таким же самым образом, как едет в
оперу или в спектакль. У К** священник не говорит никакой проповеди, но, зная
насквозь всех мужиков, поджидает только исповеди. И на исповеди так проймет из
них всякого, что он как из бани выходит из церкви. З** послал к нему нарочно
исповедовать 30 человек рабочих с своей фабрики, пьяниц и мошенников первейшего
разбора, а сам стал на паперти церковной, чтобы посмотреть им в лица в то
время, как они будут выходить из церкви: все вышли красные, как раки А кажется,
немного и держал их на исповеди; по четыре, по пяти человек исповедовал вдруг.
И после того, по сказанию самого З**, в продолжение двух месяцев не показывался
ни один из них в кабаке, так что окружные целовальники не могли приложить ума,
отчего это случилось.