Мало-помалу в «зеркале» проступила картина: комната, тесно набитая мертвыми и живыми, как тыква — семечками.
Только семечки не дерутся между собой.
Сняв криптование с подсаженной барону «мушки» и разворачивая фасцину для панорамного обзора, Анри сама, своими руками ломала об колено легенду проникновения в Чурих. Даже сельский дурачок легко поймет: бывает, что два сотрудника особых служб Реттии, случайно знакомые по прошлым делам, оказываются в одном месте. Но взаимная фасцинация ясно говорит про умысел, сговор, тайную цель: здесь требуется разрешение высокого начальства. А гроссмейстер Эфраим — никак не тупица…
К счастью, гроссмейстер не стал заострять внимание на скользкой теме. Что там подумал Эфраим Клофелинг, что отметил и приберег на будущее — неизвестно, но он вглядывался в «бледное зерцало» так, словно от этого зависело существование Чуриха. Лоб старца пересекла вздутая вена, раздваиваясь на манер рогатки у границы тюбетея; поджатый рот превратился в шрам. Рядом с гроссмейстером стоял, напряженно сутулясь, Фернан Тэрц. Комично, но сейчас профос Надзора очень напоминал стряпчего, озабоченного иском в пользу хозяина «Приюта героев», жертвы коварства гостей.
— Кто-то перехватил контроль над дрейгурами, — наконец произнес гроссмейстер. Вена на его лбу грозила лопнуть. — В чурихской кадавральне… над моими дрейгурами…
Ледяной и ровный, его голос был похож на стилет, готовый войти под ребра.
— Ищите! — велел профос Тэрц, берясь за жужжащую раму обеими руками. — А я пока займусь нитями… Извините, вигилла, тут слишком большое расстояние…
Рама под его пальцами деформировалась, выгнулась, превращаясь в арфу. Прямо поверх изображения комнаты, где творилось непотребство, натянулись струны: частью — жильные, частью — серебряные. Ногти профоса страшно удлинились, становясь плектрами: такие «когти» арфисты надевают на пальцы для усиления звука, но в случае с Тэрцем это вызывало содрогание. В доме малефика, когда Анри пришла «арестовывать» Мускулюса и застала лжестряпчего во время безмолвной схватки, ничего похожего не происходило. Видимо, пространство действительно сказывалось на мастерстве блокатора: у малефика дело вершилось на расстоянии вытянутой руки, а здесь между профосом и дважды восставшими дрейгурами раскинулась роща криптомерии.
Анри готова была поклясться, что профос не творит никакого волшебства: он вторгался в сердцевину чар вигиллы, перекраивая их для своих целей. Ничего не создавая, он видоизменял и использовал.
Струны запели, обращая мушиный хор вспять.
Мелодическая тема двинулась из конца в начало, искажаясь по дороге.