— А что он орать-то начал? — спросил Сигизмунд. — Ну, не было машины… Ну, купили…
— То-то и оно! А как купили — знаешь? Дед, между прочим, твоего отца на дух не выносил. Три года, как мы поженились, вообще с ним не разговаривал. И после за глаза знаешь как называл? Chlapacz!
Сигизмунд знал слово «хлапач». Дед, не любя новомодного слова «алкаш», именовал так пьяных. Отец Сигизмунда, избывая флотскую молодость, иной раз крепко принимал.
К старости дед вообще стал довольно часто переходить на польский. Ругался, что внука польскому не выучили, на родном языке поговорить не с кем. А мать по-польски почти не говорила.
— Что, настолько не любил? — спросил Сигизмунд.
Мать только рукой махнула.
— Не знаю, как и глаза не выплакала! Одно только и спасло: если бы развелись, неприятности были бы по партийной линии. У обоих. Дед это, конечно, тоже понимал. А тут вдруг машину Борису купить вознамерился! Я, дескать, и на очереди стою. Я старый большевик.
— Старый мудак, — пробормотал Сигизмунд.
Мать расслышала — еще больше покраснела, вскрикнула:
— Не смей так про деда!
— Да я так просто…
— А ты никак! — И успокоившись, продолжила: — Машину он в том же году купил, совсем незадолго до смерти. На Бориса оформил.
Машину дед взял, что и говорить, знатную. В те годы только-только начали выпускать «жигули». «Фиат» «фиатом», все комплектующие шли итальянские. Сносу «итальянке» не было, хоть и выглядела теперь вконец непрезентабельно. Да и фиг с ней, презентабельностью, — гаишники реже останавливают.
— Борис так воспринял, что дед перед смертью помириться с ним хочет. Рассиропился весь, отцом в первый раз назвал… Да я-то знала, что у деда на уме. Гараж у него на уме.
— Да что он к этому гаражу-то прилепился? — спросил Сигизмунд. — Клад у него там зарыт, что ли?
— Не знаю, какой у него там клад… — Мать тяжко вздохнула. — Сама поначалу так думала. Может, думаю, золото…
При слове «золото» Сигизмунду вдруг стало нехорошо. Сокровища Рюрика, блин, клад Нибелунгов… в гараже у полковника Стрыйковского. Приехали, что называется…
— Ты слушай, Гоша, что тогда-то у нас с дедом вышло. Я говорю: делай, отец, как знаешь. Ты никогда ни с кем не считался, советов не слушал, и сейчас поступай как хочешь. Он будто бы успокоился. Говорит: когда, мол, гараж строили, я настоял, чтоб фундамент заглубили. Землица дрянь, сама знаешь. Тогда на ту трубу и напоролись.
— На какую трубу?
— Вот и я деду: какая труба? А он: ты слушай, слушай… Труба под гаражом проходит. Сточная. А по трубе мерзость течет какая-то.
— Какая мерзость? Мать, ты можешь говорить яснее!