Много лет он командовал в боях солдатами, и сейчас, как и прежде, мысль о том, что придется послать этих храбрецов, многие из которых только-только начали бриться, на смерть, рождала в нем знакомую грусть и покорность.
Сотни лошадей ржали и перебирали копытами, раздраженные присутствием такого множества солдат и запахом жареного мяса, витающим вокруг них. Слуги успокаивали жеребцов своих хозяев тихими словами, пока уланы-кислевиты раскрашивали шкуры скакунов в цвета войны и проверяли надежность крепления оперенных знамен к седлам. Священники в черных балахонах, представители духовенства Кислева, ходили по лагерю, благословляя секиры, копья и мечи, а жрецы Сигмара громко читали Гимн Молотодержца. Несколько человек утверждали, что видели ночью двухвостую комету, и, хотя никто не был уверен, какого рода это знамение, жрецы истолковали явление как знак того, что божественный покровитель Империи с ними.
Каспару тоже снилась комета, снилось, что он наблюдает, как она сияет, рассекая небеса, и купает землю в своем священном свете. Ему снилась Империя, разоренная войной, ее могущественные города, разрушенные до основания, снилось, что народ его родной страны истреблен: Альтдорф уничтожен пожарами завоеваний, северный оплот Миденхейма утоплен в крови, а его жители повешены на собственных кишках на верхушке Фаушлага. Варвары-северяне и двуногие чудовища бесчинствуют на древних улицах его любимого Нулна, разрушая и сжигая все на своем пути, а какой-то юный золотоволосый мальчик, взяв в руки молоты своего отца-кузнеца, поднимается с ними на бой.
Он тряхнул головой, отгоняя гнетущие мысли, и зашагал к лагерю. Он ночевал отдельно от своих товарищей, не в силах избавиться от чувства вины и не желая ни с кем делить свое горе после того, что он сделал на прошлой неделе у подножия Горы Героев.
Подводы, груженные бочонками с порохом и ядрами, медленно тащились по грязи, а потные погонщики мулов и мускулистые возницы выбивались из последних сил, не давая телегам увязнуть окончательно. Кренясь, подводы двигались к возвышенности, на которой над длинным рядом тяжелых пушек развевались знамена Имперской артиллерийской школы. Там, где канониры ждали приказа открыть огонь, дымились жаровни, а инженеры в сине-красных мундирах Альтдорфа вычерчивали схемы стрельбы для мортир, размещенных в обнесенных габионами[2] артиллерийских окопах.
Каспар обогнул подводу с алебардами, топорами и древками копий, направляясь к своему черно-золотому флагу, вздымающемуся рядом с пурпурной хоругвью Рыцарей Пантеры. Его конь стоял в загоне вместе с рыцарскими лошадьми, слуга Курта Бремена кормил и поил его. Сам Курт преклонил колени в молитве вместе с остальными рыцарями, Каспар не стал прерывать богослужение, налив себе кружку горячего чая из кипящего над ближайшим костром закопченного чайника.