— Можно…
Я же умею просить! Сколько раз уже пробовал и добивался желаемого? Даже считать не буду. Много раз. А сейчас, ну надо же… Запинаюсь, не в силах выговорить безобиднейшую фразу. И чувствую себя виноватым, хотя никакой вины в моих намерениях нет и никогда не будет. Но все равно оправдываюсь:
— Конечно, если только очень-очень понадобится…
А ведь он знает. Или догадывается. И можно было бы не продолжать.
Нет, хватит ползать вокруг да около! Если не уважаю себя, это не повод оскорблять другого напрасной тратой времени.
— Можно, я еще раз тебя вызову?
Даже в густоте теней заметно, что демон улыбается.
— Можно. Только лучше, если просто позовешь. Договорились?
— Как тебе будет приятнее.
Салютует на манер гвардейца из Городской стражи и, вместо того, чтобы развернуться, делает шаг назад. Я жду, что он уткнется спиной в каменную кладку, но демон исчезает. Не тая рассветным туманом и не рассыпаясь искрами, как любят рассказывать предающиеся выдуманным воспоминаниям выживающие из ума маги. Просто вот он был, и вот его уже нет, как и не было, только по занавесям проходит еле заметная волна дрожи, и мне почему-то кажется, что в ней смешаны воедино огорчение от расставания и радость от непременно предстоящих новых встреч.
Встреч не со мной. Но стоит ли обижаться? Ведь я-то пока никуда не ухожу!
* * *
— Который по счету сон пошел?
О, а я, оказывается, все-таки задремал, хотя кособокая деревянная скамья к отдыху и расслаблению не располагала. Впрочем, если учесть, что на дворе пока еще раннее утро, а прогулка по предрассветному городу скорее вымотала, нежели взбодрила, в дремоте, одержавшей надо мной победу, не было ничего удивительного. Я бы и на полу сидя заснул. Но, слава богам, в коридорах судейской службы кое-где попадались более подходящие для сидения места.
— Это имеет значение?
Открываю глаза, встречаясь взглядом… Нет, вру. Невозможно встретиться с тем, что надежно спрятано между припухшими веками. Кто-кто, а мой знакомый дознаватель нынешней ночью не поймал сон ни одним глазом.
— Не-е-е… — Тинори, зажмурившись, мнет переносицу пальцами. — Не имеет. Но сегодня я буду немного зол на любого выспавшегося человека, уж извините.
— А что мешало вам присоединиться к счастливой армии спящих? Дела?
Он совместил улыбку со сладким зевком:
— Я не настолько увлечен своей работой, чтобы тратить на нее все отпущенное мне богами время. Хотя признаваться в истинной причине вынужденного бодрствования стыдно.
Неужели dyesi, согревавшая постель дознавателя, оказалась настолько страстной, что не позволила даже вздремнуть? Да ему гордиться надо, а не стыдиться!