— Ты учишься в этой школе? — продолжал допытываться на немецком Морис.
— Да.
— Как называется твоя школа?
— Школа, — с некоторым недоумением ответил Томас.
— Как зовут директора школы?
— Герр Лозериц.
— Он строгий?
— Да.
— Ты хорошо учишься?
— Да.
— Какие предметы вам преподают?
— Нельзя говорить, — нерешительно ответил Томас. — Всякие…
— А какие предметы ты любишь?
— Географию. Как находить дорогу в лесу.
— Пожалуй, хватит, — пробормотал озабоченно Морис. — Очень он волнуется. Пусть отдохнет. Спи спокойно, крепко. Когда ты проснешься, будешь чувствовать себя здоровым, бодрым, хорошо отдохнувшим…
Сделав мне знак, чтобы я выключила магнитофон, Морис спросил у Раковского:
— Ну как?
— Потрясающе! — воскликнул тот и развел руками, — Никогда бы не поверил. Вы настоящий маг и волшебник!
Морис заулыбался, но я поспешила вернуть его на землю, спросив:
— Что же это за странная школа, о которой он не хочет вспоминать?
— Да, действительно весьма любопытно, — подхватил Раковский. — Мне кажется это важным. Нельзя ли его расспросить о ней подробнее? Так была засекречена, и не случайно, конечно, немцы ее взорвали.
— Попробуем, — сказал Морис. — Хотя почему-то рассказывает он о ней неохотно. Такое впечатление, будто ему внушали что-то забыть, никому не рассказывать и хранить в строгом секрете. Мои вопросы о школе его явно волнуют, беспокоят.
— Под гипнозом внушали? — переспросила я. — Ты думаешь, его гипнотизировали?
Морис пожал плечами, рассматривая лицо спящего Томаса, и задумчиво ответил:
— Возможно… Не случайно же он так боится таблеток и засыпал первый раз неохотно.
Что же это в самом деле была за необычная школа, где детей подвергали гипнозу? И зачем? Я не могла понять, а донимать Мориса расспросами при Раковском стеснялась.
Дав Томасу немного поспать спокойно, Морис снова внушил, будто ему девять лет, и опять начал задавать вопросы:
— Как е вашето име? Къде живеете?
Он спрашивал его по-болгарски о родителях, о странной школе, о друзьях.
Томас отвечал неохотно и все одно и то же:
— Не разбирай… Не зная, — и то и дело старался перейти с болгарского на немецкий язык. Он вертел беспокойно головой, дергался, по лицу его катился пот; Морис несколько раз вытирал его осторожно полотенцем. Расспросы о школе явно мучали бедного Томаса.
Тогда Морис переменил тему и стал спрашивать его по-немецки:
— А после занятий вы что делаете?
— Играем. Играем в саду.
— Как вы играете?
— Как хотим. В сыщиков. В боевые операции.
— Сад тебе нравится?
— Очень нравится, — с улыбкой, странно выглядевшей при крепко закрытых глазах, ответил Томас.