– Противник... Ну, боевики. Вычислят связи, возьмут в заложники. И все, Сережа уже не боец...
* * *
Иван взлетел по лестнице, позвонил в свою квартиру – квартира ответила молчанием. Выругавшись, он открыл своим ключом, заглянул во все комнаты.
– Варя! Рита?
И сел в прихожей...
– Домострой... – произнес он вслух. – Какой тут, к черту, домострой...
С квартирного телефона позвонил жене:
– Варя? Ты где?
– У меня сегодня бассейн и фитнес...
– А Рита?
– Рита со мной.
– Ну я же вам сказал! – загремел он. – Сидеть дома, Варвара! Сидеть дома!
– Не кричи, пожалуйста. Ничего не случится...
Он со злостью бросил трубку, попил воды из-под крана, утерся.
Неприкаянно побрел в свою комнату, бросился в кресло, поворошил зачем-то бумаги – душа была не на месте.
Достал из шкафа маленькую цифровую камеру, рывком запихнул в чехол – приготовил взять с собой. Огляделся – что-то надо еще...
Включил компьютер, вставил мини-диск, привалился к спинке кресла.
И опять – вот оно: Баренцево море, военные корабли и Надежда. Вот она идет по отмели, что-то собирает, оборачивается и манит, манит к себе рукой... Минуты тревожного и беззаботного счастья...
От звонка мобильника, лежащего в кармане, он вздрогнул.
– Каналы молчат восемнадцать часов, – сообщил информатор. – К утру надо ждать грозы.
– Понял!
Он вскочил, схватил камеру и выбежал вон.
А на мониторе все еще мелькали кадры того, самого мирного в жизни, счастья.
Надежда брела по московским улицам, не разбирая куда. Ее поникшая фигурка мелькала на фоне реклам, фонарей и витрин, а навстречу ей шли и шли люди. Над головой металось и орало воронье.
Она двигалась одна навстречу потоку...
В кармане бесконечно и тревожно звонил мобильник. Надежда на мгновение остановилась, выключила его и теперь слышала лишь шум города и крики птиц.
Потом сидела на скамеечке в каком-то сквере, где-то на Чистых прудах, и наблюдала за людским праздным столпотворением.
Казалось, черные птицы громадной сетью накрыли небо над всей Москвой.
В то же самое время Илья, одетый как лондонский денди, с бабочкой, подпиравшей второй подбородок, дежурил возле ее подъезда: ходил кругами, звонил, не дождавшись ответа, садился в машину и вновь и вновь врубал музыку.
Часы на панели показывали 18.51.
– Все, Петрова! – даже с облегчением тяжело выдохнул он. – Культурной программы на сегодня не будет.
Вынул сигару, закурил и пошел опять кружить, подметая длинными полами черного плаща мокрый тротуар.
– Домой-то ты все равно придешь!
Надежда отстраненно шла сквозь толпу по улице. Час пик... Она словно не замечала окружающего мира.