По утрам император Кешо любил работать в Зале Алых Цапель. По утрам он бывал особенно раздражителен, и вид похожих на черное зеркало вод занимавшего половину зала бассейна, в котором цвели белые лилии и плавали ленивые золотисто-красные рыбки, действовал на него успокаивающе и умиротворяюще. Время от времени он прерывал доклад секретаря, ударяя длинной палочкой в серебряный гонг, и, подождав, пока рыбешки, размером с ладонь, словно выкованные из червонного золота, подплывут к краю бассейна, кидал им несколько щепоток сушеного мотыля из стоящей перед ним маронговой шкатулки, декорированной накладными решеточками из пожелтевшей слоновой кости.
Говорят, предшественник Кешо — император Димдиго, содержал трех алых цапель и получал удовольствие, наблюдая за тем, как те охотились за золотисто-красными рыбками. Стены зала до сих пор украшали искусные изображения алых цапель, бродящих по заросшему тростником болоту, но у Бибихнора Кешо никогда не возникало желания иметь во дворце этих непревзойденных охотниц за рыбами и лягушками. Что бы ни болтали о нем злые языки, он вовсе не был жестоким. Во всяком случае, не был жесток без необходимости и, слушая доклад Чхолата о том, что в Пиете закончено формирование двух очередных дромад копейщиков, был далек от того, чтобы потирать руки от удовольствия. Разумеется, грядущая война с Саккаремом была неизбежна и его не могло не радовать, что подготовка к ней идет полным ходом, однако из этого ещё не следовало, что ему не давали спать лавры завоевателя. Нет-нет, будь на то его воля, он предпочел бы наслаждаться прелестями мирной жизни, но проклятая казна оскудевала с прямо-таки катастрофической быстротой, и все попытки наполнить её, не прибегая к грабежу соседей, оканчивались неудачами и лишь усугубляли бедственное положение дел…
— О, несравненный, Амаша просит тебя принять его, — доложил Хранитель императорских покоев, с низким поклоном возникая на пороге зала.