– Что я, Карлсон? – выдавила из себя Алла, отодвигая банку подальше.
– Я понимаю, – Емельянов остановился посреди кухни и тут же ударился головой о свисающий светильник. – Ульрих для тебя тоже многое значил. Но я дошел до края, откуда нет возврата. Или он, или я. Выбирай. – Емельянов сел на табуретку и тяжело вздохнул.
– Я выбираю тебя. – Алла услышала свой голос со стороны, он показался ей таким беспомощным, как и она сама. Не так нужно было ответить на это признание в любви. А было ли признание? Его-то не было! – Только я хочу знать…
– Я понимаю, – перебил ее Емельянов, – ты хочешь знать, люблю ли я тебя? – Она молча кивнула. – Ты это знаешь! – заявил Емельянов и снова вскочил. – Это знают все вокруг, скрывать наши отношения больше не имеет смысла.
– У нас были отношения?! – изумилась Алла, пододвигая к себе банку с медом и ковыряясь в ней столовой ложкой. Она начала волноваться, и к ней вновь возвратился аппетит.
– А ты считаешь, – Емельянов вернулся на многострадальную табуретку, – то, что было, не в счет?!
Алла уже не знала, что ей считать. В своем представлении она совершенно иначе воображала сцену признания в любви. Это должно было случиться романтичным вечером среди бушующей гроздьями соцветий сирени на свежем воздухе в сквере у фонтана. Емельянов должен был бухнуться на колени, поцеловать ей руку и склонить свою покорную голову, предложив тем самым делать с ним то, что ей вздумается. И она бы сделала. Алла представила, как она поднимает его голову и впивается в его губы. Вместо этого она зачерпнула еще одну ложку и проглотила мед. Емельянов неожиданно бухнулся на одно колено и уронил голову. Совсем как она представляла! Только вместо ее ног голова глухо ударилась о край стола, на котором противно задребезжала посуда.
– Зачем ты это сделал? – испугалась Алла, глядя, как на лбу возлюбленного набухает огромная шишка.
– Из-за любви, – ответил Емельянов и свалился на пол.
Она оттащила его на диван и, еле сдерживая рыдания, лупила по щекам, пока он не очнулся. Емельянов открыл глаза, и его лицо расплылось в улыбке. Одним рывком он подтянул ее к себе и жадно поцеловал в губы. Алла обомлела: от Емельянова, как из бочки, несло алкоголем.
– Ты пил?! – возмутилась она, вконец разбивая свои мечты о романтическом признании.
– Немного, – признался тот, – но только для храбрости. Не каждый день зовешь замуж любимую женщину. А женюсь я, между прочим, впервые. Заметь, Аллочка, это мое оправдание.
«Зовешь замуж любимую женщину» – это то, что она хотела услышать весь вечер!
– Аллочка, – Емельянов попытался ее снова обнять.