- А ну-ка отведём её к тем, кто заставит её разговориться, - сказал первый стражник.
Он достал из кармана толстую верёвку и привязал девочку за правую руку к стремени своей лошади. Но тот, что был подобрее, вступился за девочку - у него самого были дети.
- Если ты будешь волочить её по вереску, ты её убьёшь - ведь она ещё маленькая.
- Она достаточно большая, чтобы говорить! - выругавшись, заметил первый.
Но Пальма молчала.
- Послушай, милая, - сказал другой, - покажи нам, где твой отец, и я отвезу тебя в город на своей лошади. Никто не тронет тебя. Ты славно прокатишься, а к вечеру будешь дома.
Она могла бы сказать, что не знает, где папа, но они бы всё равно не поверили, так уж лучше не говорить ничего. Она должна молчать. Это была единственная ясная мысль в её затуманенной голове. Что бы она ни сказала, они так или иначе повернут это во вред ему.
Трое вооружённых людей и три беспокойные лошади стеной возвышались над ней. В ослепительном свете они казались огромными. Пурпурно-розовая пелена верескового поля была как море, охваченное пламенем. Где же папа? В любую минуту его могут увидеть и схватить. Мысль о грозящей ему опасности заглушила страх за себя.
- Подвесь её к своему седлу, если тебе не нравится, чтобы она бежала привязанная к моему, - сказал нашедший её солдат тому, кто был подобрее.
Тот наклонился и, подняв её за правую руку и поясок от платья, посадил перед собой в седло.
- Держись за гриву, а не то свалишься, - сказал он ей.
Всадники медленной рысью направились в ту сторону, где когда-то была большая молочная ферма. Теперь эти одинокие строения, нарушавшие однообразие степи, были превращены в казармы для батальона пехоты.
Совсем не так просто ехать по полю, поросшему вереском, который местами доходит лошадям до подпруги. И хорошо, что солдаты ехали медленно: от страха, голода, горя и тряски в седле у Пальмы кружилась голова, и она, наверно, свалилась бы с лошади.
Посмеиваясь и подшучивая над товарищем, взявшим такой груз, солдаты прокладывали себе путь в густом кустарнике. Тот, кто вёз девочку, ехал сзади и придерживал её за платье - а вдруг она всё же соскользнёт на землю и убежит!
Приглушённый стук подков, треск ломающихся веток, взмахи крыльев взлетающих в испуге птиц, звяканье цепочек, звон сабель - все звуки слились вместе. Солнце жгло Пальме затылок, её мучила нестерпимая жажда, терзал страх. Она потеряла сознание.
Наконец, часа через два, они добрались до старой молочной фермы. Солдаты устали, были голодны, раздражены. Тот, который вёз девочку на своём седле, грубо спихнул её на землю. Удар о камни привёл её в чувство. Кто-то плеснул ей в лицо водой из стоявшей во дворе бочки. Стражник, увидевший её первым, связал ей за спиной руки, потом пихнул ногой и сказал: