– А почему тогда факсы работают? – удивился Даэман. – И где войниксы? Что происходит?
Харман пожал плечами:
– Нам известно лишь одно: конца света, как выражался Просперо, в ближайшее время не предвидится. Будем рады и этому.
Кузен Ады рассеянно кивнул. Так значит, все это не пригрезилось ему и Просперо, Калибан, гибель Сейви – не порождение пустого кошмара? Собиратель бабочек пошевелил правой рукой: жгучая боль ответила на его вопрос.
И вот появилась Ханна. На девушке была простая белая сорочка, на голове пробивался легкий пушок, глаза смотрели более живо и даже более человечно, чем когда-либо. Ханна подошла к постели, осторожно склонилась, боясь потревожить руку больного, и крепко поцеловала его в губы.
– Спасибо, Даэман, – промолвила она, окончив поцелуй. – Спасибо. – И протянула ему крохотную незабудку, сорванную на лужайке.
Мужчина неловко зажал цветок пальцами левой ладони.
– Всегда пожалуйста. А мне понравилось целоваться.
И это была истинная правда. Величайший соблазнитель в мире почувствовал себя мальчишкой на первом свидании.
– Странно, – произнесла гостья и, разжав другую руку, показала друзьям скатанную в ролик повязку. – Сегодня нашла под старым дубом туринскую пелену, хотела посмотреть… Даже они теперь не работают.
– А может, история окончена, – высказался Харман, однако на всякий случай приложил микросхемы ко лбу, прежде чем выбросить ненужную повязку. – Что, если война завершилась?
Одиссей, залюбовавшийся на синее небо и луг за окном, при этих словах повернулся к товарищам:
– Сомневаюсь. По-моему, настоящая битва только начинается.
– Разве ты что-нибудь знаешь о туринской драме? – удивилась Ханна. – Ты же никогда…
Могучий грек развел руками:
– Честно сказать, это мы с еврейкой распространили среди вас пелены. Лет десять назад, когда я привез оригинал из… далека.
– Зачем? – полюбопытствовал Даэман.
– Затем, что грядет война. Земляне должны были проникнуться ее ужасами и красотой. А еще постичь судьбы героев драмы – Ахиллеса, Гектора, прочих… Даже мою.
– Мы в сражениях не участвуем, – вмешалась Ада.
Сын Лаэрта вздохнул:
– Придется. Пока что передовая далеко, но и до вас докатится. Бои вовлекут каждого, желаете вы того или нет.
– Мы не умеем воевать, – возразила девушка. – И не собираемся учиться.
– Около шести десятков людей, бывших со мной, кое-что узнали. Когда настанет время сражений, ученики сами решат, как поступить. У человека всегда есть выбор. Да, Харман, – спохватился он. – Ты не поверишь, однако я починил ваш соньер. Еще семь или десять дней, и мы поднимем его в воздух.