Морщины на лбу мастера разгладились, он и сам как-то весь подтянулся.
— Так ты будешь опять играть у нас в театре?
Адамбо пожал плечами.
— Я уж собрался было, но больно не хочется: сердце не лежит, я тебе ещё тогда говорил. Не по мне это дело — нитки. А без ниток — противно натуре совсем.
Старик не то закашлялся, не то так засмеялся.
— А какой выход?
Адамбо при этих словах просиял, важно поднял палец правой руки, а левой нашарил в кармане куртейки крошечную, сложенную пополам книжонку и триумфально помахал ею в воздухе.
— Вот и я думал, где бы мне этот выход найти. А выход взял да и сам пошёл мне навстречу — вот в этой книжке.
Мастер Мирандола снял с прямого длинного носа очки, стал протирать.
— Ты мне расскажи, что за книжка, а то не видно.
— Карма-чакра-сутра, — гордо сказал Адамбо. — Или Кама-сутра-чакра, не упомню никак. Её учёный бандит один написал, а я купил. Он сам про себя говорил, что бандит, а как присмотришься — совсем не похож, ни за что бы не подумал.
Мастер Мирандола прищурился:
— Бандит… бандит… может, пандит? Ладно, неважно. Что там написано?
Адамбо оживился.
— Там про переселение душ, мастер Мирандола! Только там оно по-другому называлось, красиво.
— Реинкарнация? — спросил мастер.
— Нет, что-то с психозом связанное. Душевное такое слово, мне понравилось. Так ты послушай: после смерти моя душа станет новой личностью. Это буду я — и уже не я. Я смогу не быть марионеткой, мастер Мирандола! Помоги мне!
Старик удивился.
— Чем я могу тебе помочь-то?
— Сломай меня, мастер Мирандола. Только сломай, а дальше всё будет как в книжке. Я тебе за это большое спасибо скажу.
— А сам себя — не можешь?
Адамбо в ужасе замотал головой.
— Нет, конечно! Ты же нас учил, что нельзя воровать, правда? Ты меня сделал, значит, и сломать можешь. А если я сам — это выйдет, как будто я твоё украл. Или ещё хуже — убил кого-то. Давай, мастер Мирандола, пожалуйста!
Кукольник медленно встал, прижимая Адамбо к груди, как младенца.
— Ты уверен?
Человечек закивал.
— Я никогда ни в чём не был так уверен. Не теряй времени, мастер, прошу тебя.
Старик долго смотрел на огонь в камине, потом зажмурился крепко — лоб его побелел, всё тело тряслось. Через несколько минут, не разжимая век, он быстрым движением сломал деревяшку пополам и кинул остатки в огонь; тут же прислонился плечом к кирпичной кладке и так стоял неподвижно.
Неожиданно пальцы мастера задвигались, будто бы зажили отдельной от него жизнью; в этот же момент, слегка скрипнув, отворилась дверь, и в комнату проскользнула Тричелла. Изящно двигаясь, она подошла к старику, обняла его ногу и спросила: