— А он точно оживёт в другом теле, мастер Мирандола?
Кукольник медлил с ответом.
Он хотел сказать: я не знаю.
Он хотел сказать: я только знаю, насколько мне больно сейчас, и знаю, что не могу сказать об этом вслух, потому что не меня здесь надо жалеть, потому что не я больше других заслужил жалость.
Вместо этого он кивнул и прошептал:
— Конечно, оживёт, деточка.
Но Тричелле не нужны были слова. Она с любовью и пониманием глядела на мастера Мирандолу, и её руки нежно гладили его колено, подчиняясь тонким ниточкам, которые связывали их с пальцами мастера.