* * *
Рим нехотя уступил место Бессу, и вся округа сменила свою окраску, теперь голубые снега щедро разбрасывали розовые искры. Благодаря снегу в этой части сумеречной Альхены было гораздо светлее.
– Давайте немного передохнем, – Грэм присел на гладкий ствол поваленного дерева.
Захария примостился рядом. Он положил на колени заметно отощавший мешок, развязал его и извлек последние куски окаменевшей лепешки и флягу с парой глотков вина.
– Скоро наступят голодные времена, – заметила Кара.
– Мы долго можем обходиться без еды, – Захария протянул лепешку Грэму.
– Но, рано или поздно…
– Тогда кого-нибудь поймаем, зажарим и съедим.
И Кара поняла, что молодые люди не в настроении общаться. Чтобы не мешать их трапезе, она взлетела повыше и, будто удивительная птица, перелетающая с ветки на ветку, стала осматривать округу.
– Ничего не получается, – произнес Грэм, медленно жуя безвкусную лепешку, – ничего не происходит.
– А что должно происходить? – Захария поднял на него взгляд лилово-розовых глаз.
– Я шел сюда с надеждой узнать правду о себе, узнать, кто я такой, до дна рассмотреть слово «демон».
– А если там вообще нет дна? Или ты увидишь то, что тебя ужаснет? Держи, – Захария передал ему флягу. – Я знаю, что ты совсем не такой, как я, мы все разные, ты отличаешься от меня, Кара от нас обоих, и каждый из нас наверняка хранит в себе глубочайшую тайну. Надо ли ее знать?
– Ты веришь, что на Бетельгейзе живут высочайшие существа, управляющие нашей жизнью?
– То, что высочайшие существа есть, я даже не сомневаюсь, а если так, то какая разница, где они живут? Может быть они здесь, среди нас, но мы их просто не замечаем, потому что у нас глаза по-иному устроены? Не так, как у них, потому что они другие…
– А почему ты уверен в их существовании?
– Разве сегодняшний случай со зверюгой ничего не доказывает? Вместо того, чтобы сожрать меня, он спас мне жизнь, отогрел собой.
– Ты уверен, что это был хищник?
– А ты видишь тут пышную растительность и спелые ягоды? Да и вряд ли создание такого размера, живущее в снегах станет питаться древесными почками. Что тебя гнетет, Грэм?
– Понимаешь, – едва улыбнулся он, – в моей душе кто-то понастроил гулких арок, зачем они нужны, ты не знаешь? Они темные, отчаянные, из них тянет холодным сырым ветром. Куда они ведут, Захария?
– Быть может к сияющему дворцу?
* * *
Увидев оставленные Титрусом пластинки, Апрель вынес из потайных комнат краски и расположился у открытого окна, чтобы не надышаться их испарениями. Затем зажег все имевшиеся светильники – освещение вышло стабильным и ярким. Сторону пластин с диковинным лицом решено было сделать черно-красными, а вот… В дверь тихонько постучали.