— Знакомое лицо,— протянула 3–Джейн.— Я видела тебя на представлении Питера. А это кто?
— Мэлком,— сказал Кейс.
— Хидео, удали стрелу и перевяжи мистеру Мэлкому рану.
Кейс не мог оторвать глаз от Молли, от ее мертвенно–бледного лица.
Положив лук и обрез подальше, ниндзя вынул что–то из кармана и подошел к Мэлкому. Мощные кусачки.
— Придется перекусить древко,— пояснил он.— Слишком близко к артерии.
Мэлком кивнул. Его посеревшее лицо блестело от пота.
Кейс посмотрел на 3–Джейн.
— Времени совсем в обрез,— сказал он.
— У кого?
— У нас у всех.
Раздался щелчок — Хидео перекусил металлическое древко стрелы. Мэлком глухо застонал.
— Слушай,— горячо начал Ривьера— Ну какая тебе, спрашивается, радость слушать, как выворачивается этот прогоревший мошенник, наблюдать его последнюю, отчаянную попытку кинуть тебя? Зрелище будет, уверяю тебя, самое тошнотворное. В конце концов он бухнется на колени, готовый продать родную мамашу, предложит тебе свои крайне неквалифицированные сексуальные услуги…
— А что бы делала я на его месте? — весело расхохоталась 3–Джейн.
— Сегодня призраки поцапаются, и всерьез,— сказал Кейс.— Уинтермьют поднимается против второго духа — Нейроманта. Он принял окончательное решение. Ты это знаешь?
— Ну–ка, ну–ка, расскажи поподробнее,— подняла брови 3–Джейн.— Питер, он тоже болтал о чем–то в этом роде.
— Я встретился с Нейромантом. Он вспоминал твою мать. Думаю, он — нечто вроде огромной памяти для записи личностей, только с постоянным прямым доступом через оперативку. Все конструкты думают, что они и вправду там, по–настоящему, но все события для конструктов повторяются и повторяются, движутся по вечному кругу.
3–Джейн оставила кресло–каталку и подошла поближе.
— Где это — там? Опиши мне это место, этот конструкт.
— Пляж. Серый, как нечищеное серебро, песок. И такая бетонная штука, вроде бункера…— Кейс помедлил, вспоминая,— В общем, ничего особенного. Только старый полуразрушенный бункер. А если долго идти в одном направлении, то снова выйдешь туда, откуда вышел.
— Понятно,— кивнула 3–Джейн.— Марокко. В юности, задолго до замужества, Мари–Франс провела на этом пляже целое лето, одна, в заброшенном блокгаузе. Там–то она и сформировала основы своей философии.
Хидео выпрямился и сунул кусачки в карман. В руках он держал обломки стрелы. Мэлком сидел с закрытыми глазами, крепко вцепившись в пробитый бицепс.
— Сейчас я перебинтую,— сказал Хидео.
Кейс бросился на пол, не дав Ривьере времени толком прицелиться. Сверхзвуковыми комарами взвизгнули над ухом стрелы. Катясь по полу, Кейс увидел, как Хидео исполнил очередное па своего танца; передняя, с бритвенными наконечниками, половинка стрелы развернулась в его ладони, легла вдоль напряженно выпрямленных пальцев. Молниеносное движение руки, и стрела вонзилась в тыльную сторону ладони Ривьеры. Игольник отлетел на метр в сторону.