Но повиниться Юрай не успел. Кравцова умерла в электричке, едучи в Москву за куриным прикормом. Прислонилась к окошку – и конец.
«Это уже со мной было… было… – думал Юрай. – Смерть в поезде… И медицинская сестра… Было тоже».
В голове стало нестерпимо ярко, и он потерял сознание.
…Первое, что увидел Юрай в больнице, было лицо мамы.
– Сыночек! – сказала она тонким, каким-то детским голосом.
Он боялся, что она сейчас заплачет. Заплачет – и он снова потеряет сознание. Но мама как-то вовремя отвернулась, а потом притянула кого-то за руки и сказала:
– Смотри, кто к тебе пришел.
На краешек кровати села Тася.
– Ну как вы? – спросила она ласково.
Юраю больше всего хотелось, чтобы она ушла. Ему нужна была «утка». Конечно, она медработник, женщина, наконец, а он больной, ее больной, между прочим, но не мог он, не мог попросить о помощи, потому что знал другое…
Глупый внутренний мешок не постеснялся протрубить тревогу раньше других, более деликатных и тонких органов.
Юрай боялся Таси. И с этим ничего нельзя было поделать. Конечно, в борьбу с немыслящей природой кинулись извилины высокой организации, но от этого только больше хотелось писать. Черт его возьми!
– Ничего, – пробормотал Юрай, – выживу. Спасибо, что пришли.
Она странно на него смотрела, как бы понимая, что надо уйти… И почему-то стремилась остаться.
– Ладно, – сделала она выбор. – Я пойду. Выздоравливайте. А про наши деревенские тайны не думайте. Ну их… Под каждой крышей свои мыши. Когда-нибудь расскажу, посмеетесь.
– Хорошо, – ответил Юрай. – Договорились. – Он закрыл глаза и почувствовал, как Тася осторожненько встала с постели и что-то зашептала маме, а та в ответ стала благодарить, благодарить… «За что это она так кланяется?» – думал Юрай, но мысль была ленивой, ускользающей, раз-раз и исчезла в никуда вместе с ним.
В следующий раз, когда он открыл глаза, возле него никого не было. За окном чернела ночь. В форточку задувал теплый ветер, но Юрая он не трогал, а играл под потолком, покачивая тусклую лампу, а та, в свою очередь, отвечала убегающей тенью, и вот тень моментами касалась Юрая, а иногда и замирала на нем подольше. Тень от тусклой лампочки, с которой резвился форточный ветер, производила какие-то странные процессы в лежащем навзничь человеке. Он вспоминал то, чего никогда не знал. Например, не знал, как выглядел вроде и несуществующий муж Кравцовой, а тут – на тебе. Он его хорошо «вспомнил». Такой бугаистый парень с неимоверными гениталиями. Они пучились в штанах, и люди деликатные старались смотреть ему в глаза, тогда как другие не могли оторвать своих глаз именно от них.