«Ульгеш! Ульге-е-еш! Где ты?»
Беззвучный зов улетел в ночь и… негаданно вернулся, принеся зримый ответ. Страх за друга понудил умение Бусого приоткрыться новым и неожиданным образом. Прежде он видел только нити-намерения, а вот следы — никогда. Теперь же ему туманной светящейся прядью, кошачьей тенью во тьме явился след Ульгеша. Такой, каким его, верно, видел лесной родич, обладатель зрячего носа. След был тусклый от беспросветного страха, лишь там и сям пересыпанный искрами и блестками отчаянной решимости. Он тянулся из деревни куда-то за расчистки, через Бубенец…
На болото.
«Вот, значит, какое небрежение книжное отправился искупать! Ну хитер! И правды не сказал, и неправдой рот не запачкал…»
Мысль о том, что вообще-то надо бы первым долгом бежать к дедушке Соболю, посетила Бусого уже в лесу. Когда он во все лопатки несся давешними тропинками, уже чувствуя впереди мерное дыхание Защитника.
«Ульге- е-еш!..»
Сейчас тот отзовется, обнаружится где-нибудь между Зверем и островком. Остановится, и Бусый, настигнув, перво-наперво расквасит ему нос. За то, что удрал таким вот тишком, с собой не позвал. Ты, скажет, не Сын Леопарда, а рукавица колотковая…[28] молью траченная…
Ульгеш не откликался.
Бусый с разбегу взлетел на скалу, вгляделся в зеленоватое, почему-то совсем его не удивившее марево над болотом… И в животе растекся мертвенный холод: Ульгеша нигде не было видно. Его след обрывался у островка. Так, словно моно-матанец схватил свою книгу — и вместе с ней кувырком бултыхнулся в Бучило… Хотя нет. Последний обрывок следа был какой-то скомканный, мятый. Ульгеш не сам прыгнул в мочажину. Его туда затащили.
Теперь там один за другим поднимались к поверхности большие — со скалы видать — пузыри мертвенного огня…
И что же теперь делать? Бежать к Бучилу? Чтобы еще один крик прозвучал и новые пузыри пошли?
А потом за ним, Бусым, того гляди, в болото прыгнет и Синеока, с нее станется. А там — Итерскел с Соболем…
Нет, нельзя.
Но как же быть? Смириться ли с тем, что страшная птица уволокла друга в пучину?
Мавут…
Но если Мавут, ему не Ульгеш нужен. Что Ульгеш? Так, под руку подвернулся…
Думал ли Бусый, что станет когда-нибудь не прятаться от ненавистного недруга, не вызов ему бросать, а сам его к себе позовет? Да еще будет с сумасшедшей надеждой ждать появления страшной птицы?…
Он прыгнул с камня, как в омут под Белым Яром, так же отчаянно и безоглядно…
…Кнут со свистящим шипением распорол ночной воздух, и чернокожий пленник, сжавшись в беспомощный комок, под хохот Маву-тичей покатился по каменной площадке. Мир вспыхнул багровым и стал одной пронзительной болью. Ей не было ни окончания, ни перерыва. Обмочившийся, ослепший, окровавленный Ульгеш не мог больше даже кричать. Скорчившись, он только закрывал локтем лицо, а другая рука что-то прижимала к животу, он давно забыл — что.