Михаил принял документы не без трепета. Саакян сделал для него кое-что очень важное: он сумел забраться в засекреченные архивы ФСБ и нарыть информацию о нужном человеке. Миша подозревал, что для него это не составило большого труда — биография самого профессора, весьма тонкого и редкого специалиста, наверняка включала и сотрудничество с различными тайными организациями, — но ведь он запросто мог послать его к черту… или его могли послать там. Пробегая глазами тексты, Михаил до конца не мог поверить, что все получилось.
— Да, я полагаю, это то, что мне нужно, — подтвердил молодой человек, пряча бумаги в карман своего весьма недорогого синего костюма. — И размер моей благодарности не поддается исчислению.
— Очень рад. А теперь поговорим начистоту.
«О господи!» — подумал Михаил, но виду не подал.
— Вы, я так понимаю, начинаете активно практиковать. Я правильно понимаю?
Миша молча развел руками — дескать, плюс-минус.
— И ваше новое дело гораздо масштабнее предыдущего. Вы понимаете, во что вы ввязываетесь?
Михаил усмехнулся. Он вспомнил фразу пассажирки «Титаника» Молли Браун, адресованную Джеку Доусену. Она начиналась аналогично, а заканчивалась вопросом: «Ты уже решил, в чем пойдешь на ужин?»
— Я уже решил, в чем пойду на ужин.
— Что? — не понял профессор.
— Так, ничего, мысли вслух… А что вас, собственно, смущает, Александр Георгиевич? Только не говорите, что опасаетесь за мое здоровье. Не поверю.
— Отчего ж вы отказываете мне в человеколюбии?
— Оттого, что знаю о вас достаточно. Как раз в человеколюбии вы были замечены реже, чем в других ипостасях, уж извините за прямоту. Так что же вас беспокоит?
Профессор не успел ответить — принесли вино. Он терпеливо выждал, когда официант наполнит бокалы, а затем предложил тост:
— Давайте выпьем за здоровье, раз уж о нем зашла речь.
— Не возражаю.
Они выпили. В эту минуту на маленькой сцене ресторана появились люди в белых рубашках и бабочках. Это были музыканты, они играли джаз. Саакян любил джаз чуть меньше, чем меланхоличные завывания Фрэнка Синатры, и недаром он выбрал именно этот ресторан. Больше нигде в городе джаз хорошо не играли.
Профессор с болью оторвал взгляд от саксофона и вернулся к разговору.
— Итак, Михаил, беспокоит меня то, что вы, не оценив опасность должным образом, можете завалить это восхитительное дело или превратить его в мелкую разборку, а я не люблю разочаровываться.
Михаил удивился:
— Вы будто играете на тотализаторе. Вы ставите на меня?
— Я бы не сказал, но отчасти… отчасти это так.
— Не понял.
Саакян потер пальцами стенки бокала, очевидно, подбирая правильные слова.