- Врача! Скорей сюда! Кто-нибудь!
На крик примчалось сразу несколько древнерожденных. Толстенькая домовиха в белом высоком чепчике прижалась ухом к груди Плюнькиса, целую минуту лежала не шевелясь, потом встала и, не глядя на Генриха, выговорила:
- Отжил свое, бедолага.
- Что?! Как это - отжил? Я ведь несколько секунд назад с ним говорил. Он не мог умереть. Да нет же, он наверняка потерял сознание. Сделайте ему скорей укол, какое-нибудь обезболивающее или что-нибудь в этом роде. Но что же вы стоите? Делайте что-нибудь!
Генрих встряхнул старичка:
- Плюнькис! Очнись! Ты не можешь вот так вот взять и умереть. Ты ведь так храбро сражался. Мьедвитнир!
- Здесь магия бессильна, - вздохнул колдун гномов за спиной мальчика.
Вокруг Генриха и Плюнькиса начали собираться древнерожденные.
- Кто умер? А? Кто умер? - проталкиваясь сквозь толпу, тонким голоском спрашивал Фунькис. - Да расскажите же наконец, что случилось!
Малыш протиснулся к Генриху, заглянул через его плечо:
- Дедушка! А я думал, куда это ты запропал? Чего же ты разлегся, вставай.
- Он тебя не слышит, малыш, - сочувственно сказал кто-то. - Он умер.
- Как умер? Погоди, погоди, ты про кого такое говоришь?
- Плюнькис умер. Умер, как воин. От ран в бою.
Фунькис несколько мгновений растерянно переводил взгляд то на гнома, то на тело Плюнькиса, потом растерянно улыбнулся:
- Ты ведь шутишь? Врешь, чтоб меня позлить? У, подлый гном. Я тебе сейчас покажу…
Но древнерожденные молчали, и от гнетущей тишины маленький глюм вздрогнул, сжался, точно от удара, испуганно зыркнул по сторонам, а потом с криком: «Дедушка! Дедушка!» - бросился к старику, повалился на него и крепко обнял.
Генрих поднялся, едва сдерживая слезы. Ему нестерпимо хотелось побыть одному. Древнерожденные расступились перед ним, а когда он прошел, сомкнули молчаливые ряды вокруг мертвого глюма и рыдающего Фунькиса.
- Что это на тебе лица нет? - спросил Олаф.
- Плюнькис умер, - вздохнул Генрих.
- Кто?
- Один из древнерожденных. Старик-глюм. Он жил в моем доме, где-то в подвале, и мы иногда встречались на улице и в подъезде… Мы не были друзьями… Но теперь, когда его не стало, мне кажется, что я лишился близкого человека.
Олаф промолчал, не зная, что ответить.
- Я никогда не задумывался о смерти, - продолжил Генрих, глядя в темноту. - А сейчас я вдруг так отчетливо понял, что никогда больше не встречу этого маленького робкого старичка. Понимаешь? Никогда! - Генрих сел на землю, обхватил колени руками. - А ведь раньше я не обращал на него особого внимания - живет себе такой Плюнькис, ну и живет. Пусть себе. Мало ли кого встретишь в Регенсдорфе! Подумаешь - перебросились парочкой слов, что с того? Но сегодня я вдруг понял, как страшна смерть. Я не о себе, Олаф, ты не подумай…