— Может, и вор, да только непойманный? — кивнул Голубничий.
— Вот именно! — обрадовался Арсеньев. — Вы точно схватили. Вот почему мы и должны, по-моему, настаивать, чтобы суд разобрался во всём и полностью снял с вас всякие подозрения.
Голубничий задумался, потом посмотрел на адвоката и мрачно спросил:
— А если и суд не разберется? Вот ведь и следователь и прокурор меня виноватым считают. Да и вы, признайтесь, ещё где-то сомневаетесь: может, я всё-таки виноват, только выкручиваюсь. А?
Вопрос прямой и откровенный. И отвечать на него следовало также прямо, не виляя, чтобы не потерять сразу и навсегда доверие Голубничего.
— Конечно, я не могу вам предсказать, что именно решит суд, Сергей Андреевич, — ответил Арсеньев, не отводя взгляда. — Но одно могу сказать точно: я буду бороться за ваше полное оправдание до конца. Понадобится — дойдем до самых высших инстанций. Но очень надеюсь, этого не потребуется.
Глаза Голубничего потеплели.
— Судьи, они ведь тоже люди, — пробурчал он, опять в задумчивости опуская голову. — Тоже ошибаться могут. Недаром ведь говорится: «Бойся не суда, а судьи...»
— Расскажу вам такой случай, чтобы убедить вас, Сергей Андреевич. В 1920 году были арестованы и преданы суду несколько коммунистов, ведавших продовольственными делами в Сибири. Обвиняли их в серьёзных злоупотреблениях, и, как многие считали, обвиняли напрасно, необоснованно. Дело получило широкую огласку и даже обсуждалось на Десятом съезде партии. И Владимир Ильич Ленин сказал тогда так: если они преданы суду, то это именно для того и сделано, чтобы всем показать их невиновность. Понимаете? Некоторые стали возражать, видя тут некую парадоксальную логическую неувязку. Как же так, отдавать человека под суд для того, чтобы доказать его невиновность? А Ленин пояснил сомневающимся: нарекания и сплетни бывают нередко, и разоблачать перед народом их лживость следует именно так — публично, через суд...
— Ленин так советовал? — спросил Голубничий.
Арсеньев кивнул и ответил:
— Могу принести вам его выступление.
Голубничий качнул головой и твердо сказал:
— Я верю. Ладно. Уговорили. Будем судиться.
Свою речь Арсеньев решил начать с тех мыслей и чувств, какие прежде всего возникли у него самого, когда он начал знакомиться с делом капитана Голубничего: летаем в космос, каждый день узнаем о новых удивительных победах науки и техники — и вдруг у самого берега гибнет судно с командой. Понятна и естественна первая реакция: конечно, кто-то виноват в этом, допущена преступная небрежность! И надо непременно найти виновного, наказать его.