Ювелир с улицы Капуцинов (Самбук) - страница 3

Теперь Богдан почти не сомневался: Катруся здесь! Подошел к окну, тихо забарабанил пальцами по стеклу. И сразу же присел за бочкой – кто его знает, может, в доме кто-нибудь чужой.

Когда увидел в окне едва заметное в темноте лицо, забыл про всякую осторожность, выпрямился, припал к стеклу. Девушка испуганно отшатнулась.

– Что вам нужно? – донесся приглушенный голос.

Богдан облизал сухие губы.

– Катруся… сестричка…

Ему казалось, что он чуть ли не выкрикивает эти слова, и только по тому, как Катруся смотрела – испуганно, явно ничего не понимая, – сообразил: слова эти остаются в нем так и не произнесенными.

– Катруся, – сказал громко и жалобно, точно набедокуривший ребенок, – это я, Богдан…

Бледное лицо мелькнуло за занавеской, скрипнула дверь, и маленькая фигура в белом бросилась к Богдану. Увидев еще одного человека, Катруся вскрикнула и спряталась за брата.

– Тише! – сказал Богдан. – Ты одна?

– Кому же еще здесь быть?

– Хорошо. Это Петро, товарищ… Он ранен… Я ему помогу, а ты иди вперед…

После грязного барака эта комната с полированной мебелью и простеньким ковром на полу казалась необыкновенной. Петру не верилось, что такая роскошь может существовать в трех километрах от центра города, от Цитадели, где заживо гниют пленные… Особенно почему-то поразил кактус на подоконнике. Выходит, жизнь не остановилась.

Он лежал на диване, смотрел вокруг, и слезы невольно катились из глаз. Богдан и Катруся склонились над его ногой. Катруся, заметив слезы, сочувственно спросила:

– Больно?

– Нет… – покачал головой. Действительно, боли не испытывал, нога словно одеревенела… Кактус… Он вспомнил: точно такой же стоял в их киевской квартире…

Катруся нагрела воды, принесла белье.

– Простите, немного, правда, великовато, это брата…

“Смирительная рубашка”, – подумал Петро, переодеваясь.

А Богдан посмотрел и засмеялся. Смеялся долго от всего сердца. Петро понимал – хохочет не над его действительно комическим видом, а потому, что после всего пережитого почувствовал себя, наконец, че shy;ловеком. Богдан неожиданно умолк. Опасливо покосился на окно, потом сказал:

– Катруся, постели нам в каморке, а к двери придвинь шкаф. Поговорим потом, теперь – спать!

Кладовая – длинная узкая комнатушка. Здесь трудно поставить даже одну кровать. Катруся постелила на полу. Свежие простыни и наволочки пахнут смородиновым листом – белье, видимо, сушилось в саду над кустами.

Петро закрыл глаза и долго лежал неподвижно, ощущая лишь боль в ноге и мягкую нежность подушки…

…Но вот неожиданно открылась дверь – и к нему подсел капитан Воронов. И это уже не кладовка с мягкой, чистой постелью, а их длинный темный барак. Рядом лежит Богдан, укрывшись грязной шинелью. Они снова начинают шепотом обсуждать план побега. Воронов почему-то сердится, повышает тон, и Бог shy;дан своей широкой ладонью закрывает ему рот.