«Дорогая, трогательная моя Ева-лягушка! — пишет он из Бирмингема.— Не мучай ты себя домашними заботами, о которых я не могу без боли читать. Я ведь теперь так много зарабатываю, а к тому же, когда мы вместе этим займемся, вот увидишь, дело пойдет на лад. Да ну их к чертям, все эти проклятые деньги.
Сказать просто не могу, до чего я рад, что ты опять здорова и Шельдеруп так доволен тобой. Да, ты замечательный человек, это ясно. Ты только не грусти больше, моя лягушечка, и что это ты вздумала терять аппетит, ты ешь побольше и веселись как следует. И пора тебе наконец ехать меня встречать».
А Ева у себя в Христиании «тосковала так, что даже побледнела и отощала и стала уродиной», как писала она Фритьофу. Но все-таки не вешала носа. Окрепнув немного, она сразу же начала занятия с детьми торговца музыкальными инструментами Вармута.
«У меня тоже денег — куры не клюют,— писала она с гордостью.— И я чувствую, что действительно могу чему-то научить».
Однажды в дружеском кругу профессора Амунда Хелланда ее все-таки вывели из равновесия. Шутник Хелланд, поддразнивая ее, рассказал о кареглазой красотке, в которую Фритьоф был влюблен до отъезда в Гренландию. И тут Ева не выдержала, написала об этом Фритьофу:
«Мы болтали о том, о сем, и между прочим Блер спросил меня, не были ли мы влюблены друг в друга до экспедиции в Гренландию. «Нет, не особенно»,— ответила я. «Ах да,— сказал Хелланд,— тогда было «Сокровище» и он».
И я, несчастная, страшно покраснела. Можно было подумать, что я ревную. Ну и рассердилась же я! А хуже всего, что так оно и есть на самом деле. От таких разговоров у меня всегда сердце сжимается, ой как худо, что ты, родной мой, когда-то мечтал о другой. Ты уж не сердись на меня, мальчик мой дорогой, я ведь знаю, что теперь ты влюблен в меня, как крыса в зеленый сыр...»
Фритьоф отвечал:
«Я улыбнулся, прочитав всю эту чепуху в твоем вчерашнем письме. Ах, какая же ты у меня чудачка, что можешь заниматься такой чепухой!»
Наконец приблизилось время возвращения.
«Я чувствую себя так легко, так радостно, что прямо не могу спокойно усидеть,— писал Фритьоф.— Теперь до нашей встречи остается всего лишь неделя. Представить себе невозможно, правда же?.. Кажется, будто нам с тобой еще год не видаться. Теперь мы снова как молодожены, да, пожалуй, так оно и было все время.
Я, как видишь, опять в нашем лондонском отеле, приехал сюда в полдень из Трафальгара в Уэльсе. Вчера вечером я прочел там неплохой доклад перед множеством людей, среди них было много рабочих с больших металлургических заводов. Но сейчас просто терпения не хватает рассказывать обо всей этой надоевшей чепухе, ведь скоро я смогу рассказать тебе устно все, что ты пожелаешь».