1
Уютно, немноголюдно, чистенько и очень дорого. Таких частных ресторанов в центре Москвы пруд пруди. Цены гостя не смущали. Обеспеченный человек может себе позволить ужин в престижном модном заведении с экзотическим меню и редкими напитками.
Клиента смущал яркий свет. Он придирчиво относился к своей внешности. Дело не в одежде. Вид безукоризненный, впору выходить на подиум. Но что делать с лицом? За последнее время оно превратилось в моченое яблоко. Глаза потускнели, веки набухли, морщины стали глубже.
Он достал из кармана темные очки и водрузил их на переносицу, скрыв тем самым большую часть недостатков.
Метрдотель не заставил себя ждать. Фрак, бабочка, седая шевелюра и масса достоинства. И где такое чудо откопали? Одеколоном за версту несет.
— Слушаю вас.
— На мое имя заказан тринадцатый столик.
Он открыл папку белыми холеными руками и пробежал глазами по списку.
— Слепцов Павел Михайлович.
— Совершенно верно.
— Прошу вас, пройдите со мной.
Столик номер тринадцать располагался у окна и предназначался для двоих посетителей. Цветы, подсвечник, белая скатерть и ваза с фруктами.
— Прошу вас, сударь, — он отодвинул стул. — Заказ сделаете сейчас или позже?
— Триста граммов коньяка и бутылку минеральной. Остальное потом.
— Слушаюсь.
— Вам бы Фирса играть в «Вишневом саде». Седые брови метра слегка вздрогнули.
— Приятно слышать. Я его играл.
— Оно и видно. Теперь играете метрдотеля.
— Тот же театр.
— Только зарплата выше.
— На несколько порядков.
— Вы того стоите.
— Вы писатель, вам виднее.
Старик откланялся и отошел.
Слепцов улыбнулся. Его еще помнят и узнают. Даже очки с темными стеклами на пол-лица не помогли.
Коньяк принесли быстро. Первую рюмку он проглотил залпом, вторую медленно цедил, поглядывая в окно. Вечерний Арбат выглядел печально. Наступил сентябрь, мокрый асфальт, желтая листва, ветер и понурые пешеходы с зонтиками. Сезон скребущих на душе кошек.
— Добрый вечер.
Он оторвался от унылого пейзажа и поднял глаза. Перед ним стояла элегантная дама в черной широкополой шляпе. Слепцов встал и поцеловал ей руку.
— Вы не меняетесь, Надежда Пална. Все так же хороши и элегантны.
Она устроилась напротив.
— Когда я видела вас в последний раз, Павел Михалыч, вы называли меня Надюшей и шлепали по попке, а потом перевалились через борт теплохода и утонули.
— Искусство требует жертв.
— Как же иначе. Вы пишете книги о знаменитостях, ставших покойниками по непредсказуемой прихоти судьбы. Читателям невдомек, в чьих руках находятся поводья и кнут, с помощью которых судьба выписывает такие выкрутасы.