– Ты точно один, не врешь? – вновь встрепенулся мужичок.
– Один, – расплылся в улыбке Павел.
– Вот теперь верю, хороший ты мой… – и Жора неожиданно обнял Павла. Затем начал суетиться по хозяйству. Он раздул угли в очаге, напоминающем вогульский чувал, где стояли закопченный котелок литров на пять и чуть глубже такого же объема черный мятый чайник.
– Окуньков, а, Павлушок-корешок? – светился хозяин. – Ушицы, а?
Павлу было немного не по себе это радушие, он чувствовал за ним что-то нехорошее. Все еще звучали в ушах «Меченый» и «Костик». Кто они такие!? Или это одно лицо. Тогда где этот «Меченый»?
– А ты, Жора, один здесь живешь? – осторожно спросил он хозяина.
– Один, один, – торопливо и немного испуганно ответил Жора.
– И что же ты здесь делаешь? – рассматривая обстановку, опять поинтересовался Павел. Внутри избушка оказалась грязной и захламленной. Под ногами чувствовалась щепа, стружка, валялись ветки, разбросанные вещи. Из «мебели», кроме длинного, тесаного стола, крепкой лавки и широких нар ничего не было. Павла удивили два железных кольца, вбитых в глухую торцевую стену почти в самых углах. Такие кольца обычно забивают в столбы ворот для привязи лошадей и разгрузки воза с сеном. В кольца были продеты длинные, крепкие веревки.
– Я то!? Чалюсь.., то есть, при деле… Я, знаешь ли, Павлушок на посту, – и Жора опять выказал свои редкие, черные зубы. – На ответственном посту, – добавил он.
– Как это!? – не понял Павел.
– Начальство, то есть мой руководящий состав определил меня сюда.
– А что за организация? – не унимался Павел.
– Павло, за такие вопросы можно срок схлопотать…, пардон, я конечно опять шучу. Давай-ка лучше, дорогой мой юный гость, отведай-ка ушицы.
– Не откажусь.
Ближе к вечеру дождь выдохся, тучи выжимали из себя остатки влаги. Если прислушаться, то было слышно, как монотонно барабанят последние капли щепу под скатом крыши, но гостеприимный хозяин заглушал собой все, он то напевал, то говорил почти без умолку. Павел слушал, но не все разбирал. Он сразу понял, что Жора побывал в лагере. Его синие от татуировок руки, где среди прочего красовалось криво выведенное «Жора» и половинка солнца с лучами, были узкие, с длинными пальцами, которые все время двигались. Они, казалось, жили своей жизнью помимо воли хозяина. Не переставая шевелились, что-то щупали, прижимались, терлись друг о дружку.
Павел чувствовал, что настала пора уходить.
– Ну, спасибо за угощение, давно такой ухи не ел, – начал он раскланиваться, встав из-за могучего стола.
– Как спасибо!? Павлок! Да ты что, родной!? Поживи, хавки хватит!.. На ночь-то глядя!? – Жора явно занервничал. Он еще пуще засуетился, засновал вокруг Павла, продолжая его уговаривать, что-то сулить. Мужичок чуть не вешался на своего гостя. Видя старания хозяина, Павел острее почувствовал опасность и был непреклонен.