Шагах в трех от забора старуха остановилась. Она уперлась в девочку двумя темными воронками вместо глаз, на дне которых качались бледно-серые лужицы. Полинка перестала дышать. Широко раскрыв глаза, она неотрывно смотрела в эти воронки. Девочка неожиданно почувствовала, как они настойчиво стали манить, притягивать к себе. Она ничего не понимала, упиралась сколько было силенок, но воронки упорно втягивали и втягивали ее в себя…
Не в силах больше сопротивляться она сдалась и… словно переступила невидимый порог. Переступила и тотчас стремительно с замиранием сердца понеслась в какую-то высь, слыша, как свистит ветер, как все вокруг мелькает и становится ярче, пока не показались огромные сказочные цветы, над которыми порхали мохнатые бабочки, а еще выше птицы. Полинка вместе с бабочками запорхала от цветка к цветку, любуясь их красотой и яркостью. Вдруг один из них прямо на глазах стал меняться, меняться и превратился в красивую, даже очень красивую тетю с длинными, вьющимися волосами и ласковой улыбкой. Она махала Полинке рукой и что-то говорила. Ее розовые губы медленно вытягивались в трубочку, потом быстро расширялись, и она опять улыбалась. Девочка смотрела на эти губы и не могла понять, что она говорит. Она попыталась так же, как и тетя, вытянуть губы и потом быстро улыбнуться. Подлетев к ней ближе, Полинка вдруг услышала, как та произносила «Унна! Унна!» и очень весело улыбалась. Девочка опять взмыла вверх, но уже птицей. Опять свист в ушах и яркий свет. Ей радостно, тепло, уютно. Она хочет запеть птичкой. Набирает побольше воздуха и… «Унна! Унна! Унна!» вырывается из нее. «Унна! Унна! «Унна!» раскатистым эхом как от выстрела доносится откуда-то сверху.
Полинка опять увидела, как за забором Анна-Унна широко раскрывала рот, словно зевала, обнажая розовые пустые десны, закрывала рот и ужасно улыбалась. Потом сворачивала губы в трубочку и выкрикивала «Унна! Унна!, отчего все тело под мешковиной вибрировала, а тонкая шея вытягивалась и превращалась в пучок жил.
И странное дело, Полинке стало вовсе не страшно. Она разглядывала эту сумасшедшую, жалкую и несчастную старуху и вдруг сама, того не ожидая, тихо произнесла: «Унна! Унна!», кивая при этом головой.