Даже в столь критический момент Пруденс не могла пропустить это мимо ушей.
— Брю-у-ки!
— Штаны!
— Тише! Не поднимай шума!
— Ого! Еще как подниму! Скандал устрою! Подумаешь, тайны какие! Что ты делаешь с моими штанами?
Пруденс стало не по себе. Носик ее задергался, как у кролика.
— Я… мне… они нужны…
— Ясно, — с едким сарказмом промолвил Табби и неприятно фыркнул. — Для маскарада? Тебе потребовались мои штаны для маскарадного костюма, и ты решила, раз уж мы с тобой такие расприятели, я не стану возражать? Запросто так зашла и стянула! Он не станет возражать! Конечно, куда ему!
— Мне они нужны для одного человека.
— Вот как! Для кого ж ты их свистнула?
— Позаимствовала.
— Свистнула! Для кого?
— Тш-ш! Тш-ш!
— Никаких тш-ш! Для кого?!
— Для Булпита.
— Чего-о?!
— Он свои потерял…
И снова Пруденс допустила оплошность. Распалиться сильнее Табби уже не мог, но на прежнем уровне удержался. На слове «Чего?» он содрогнулся, точно его прошил гарпун, и дрожь уже не отпускала его, пока он говорил:
— Булпиту! Нет, Булпиту!!! Ну, это уж знаете! Это уж — дальше некуда! Впустила в мою жизнь ищейку в человеческом образе, натравливала на меня, я просто стал Элизой на льду[96] — и что же? Преспокойненько свистнула для него штаны! Такой сувенирчик с приветом от Т.П. Ванрингэма? А? Мелкое подношеньице от одного из пылких поклонников? Пустячок от старого приятеля в коллекцию сувениров? Из всех…
Ему пришлось остановиться, чтоб овладеть чувствами, и тут в мозгу у него полыхнула мысль, настолько причудливая и фантастическая, что он ошалело поперхнулся. Оцепенев, Табби растерянно складывал два и два. Потом в парализованную оболочку вернулась жизнь, на дрожащие губы — речь:
— Доехало! Так это Булпит!
— Не понимаю!
— Ты с ним… Ты любишь этого толстого… этого пошлого…
— Что за неле-эпость!
— Ну, нет! Так ты не отделаешься! «Что за неле-эпость!» Он тот самый тип. Он нас поссорил. Он послал тебе драгоценности. Да? Ну, давай, признавайся! Вот теперь-то мы и раскрутим эти ювелирные делишки! Он? Он? Он?
— Я отказываюсь обсуждать эту пробле-эму!
— Отказываешься? Вот как?
Табби быстро повернулся, мисс Виттекер испустила пронзительный вскрик.
— Откройте две-эрь!
— Ни за что!
— Миста Ва-анрингэм, немедленно выпустите меня!
— Как бы не так! Нет уж, разберемся! Проясним все! Не выйдешь, пока не признаешься. И позволь заметить, если уж ты… это… ну, это… — Табби знал, что есть термин, обозначающий точно то, что он хочет сказать, но припомнил позже слова «упорно запираешься». Вернувшись вспять, он перекроил фразу: — И позволь заметить, если ты не признаешься, я… я тебе ка-ак врежу!